Обратимся сначала к конвенциональным оценкам
Как следует из табл. П7-1, ежегодно на протяжении 2003–2010 гг. примерно 11 % российских работников формального сектора покидали его, переходя в неактивность, безработицу или неформальность. Ежегодный отток из формальной занятости в неформальную был при этом достаточно значительным – около 6 %, что почти вдвое выше аналогичного показателя, полученного Леманном и Пиньятти для Украины, страны со сходной структурой экономики, сходной институциональной системой и общим недавним прошлым. Другое не менее важное отличие состоит в том, что если на Украине большая часть оттока из формальной занятости направлялась в незанятость, то в России – в неформальную занятость. Оба эти наблюдения согласуются с представлением о преимущественно добровольном, а не вынужденном характере российской неформальной занятости.
С таким представлением хорошо корреспондирует и тот факт, что ежегодно около четверти (!) российских неформальных работников успешно «мигрировали» на формальные рабочие места. Столь активный «взаимообмен» между формальным и неформальным секторами скорее всего свидетельствует об отсутствии непреодолимых барьеров, отделяющих их друг от друга. В то же время риски перемещения в безработицу и особенно в неактивность у неформальных работников были существенно выше, чем у формальных. Это заставляет вспомнить о традиционном подходе, в котором неформальная занятость рассматривается как скрытая форма безработицы. Однако с учетом того, что ежегодно неформальную занятость покидал примерно каждый второй входивший в нее ранее работник, ее едва ли можно характеризовать как «ловушку», запирающую работников в неформальные трудовые отношения и оставляющую им мало шансов на получение работы в формальном секторе. Столь высокие темпы ротации свидетельствуют, что российская неформальная занятость не носит «застойного» характера и что большинство попадающих в ее ряды работников не склонны задерживаться в ней надолго.
Исходящий поток из экономической неактивности делился на два примерно равных «рукава». Один из них направлялся в формальную, другой – в неформальную занятость (табл. П7-1). Еще благоприятнее была ситуация для безработных, поскольку их отток на формальные рабочие места был заметно больше их оттока на неформальные рабочие места. Таким образом, в российских условиях нет оснований рассматривать неформальную занятость как промежуточный этап на пути из безработицы в формальную занятость, поскольку большинство переходов из безработицы в формальную занятость осуществляются напрямую. Вообще же стоит отметить, что в 2000-е годы российская безработица демонстрировала исключительно высокие темпы обновления: среди безработных по прошествии года поисками работы продолжали заниматься менее 20 %, тогда как остальные успевали за это время либо найти работу, либо вообще уйти с рынка труда. Иными словами, лишь каждый пятый российский безработный сталкивался с риском длительной безработицы (с продолжительностью свыше года), что по международным стандартам представляет весьма впечатляющий результат.
В центральной панели табл. П7-1 представлена