– Истинно… – Верес задумчиво оглядел ее мощные бедра. – Свирепица не бывает так… добра телом.
– А один мужик сказал, что проводит туда, где примут. И привел сюда… То есть что же, – Горыня опять взглянула на тело Затеи, – это она… Свирепицей по весям ходила, людей пугала и порчу пускала… А меня за нее было приняли? Слава чурам, не сразу пристрелили!
Она испугалась, осознав, какая опасность ей грозила. Могла бы, беды не чуя, войти в весь и тут же стрелу в грудь получить!
– Да чем же я на лихорадку похожа-то! – в отчаянии воскликнула Горыня. – Только ростом… но разве ж я виновата, что такой уродилась!
Сколько раз в жизни она задавала этот вопрос, но сейчас поняла, что великанский рост мог навлечь на не беду куда хуже насмешек.
– Да, пожалуй… – Верес еще раз внимательно ее оглядел. – Только ростом. А так вроде девка как девка… Красивая собой. Одна коса чего стоит.
Горыня вспыхнула: аж лицо и уши загорелись. Никто и никогда не называл ее красивой, и она не знала, поверить ему или принять за насмешку.
– Спина-то у тебя не пустая? – Верес усмехнулся.
– Чего? – Горыня исподлобья глянула на него.
– У дивоженок спины нет, дыра пустая.
– У меня спина есть.
– Дай пощупать!
– Ишь чего!
Верес захохотал на ее обиженный вид и добавил, стуча себя пальцем по щеке:
– Но по виду ты и впрямь дивоженка!
И Горыня вспомнила: да она же так и не умылась!
– Я как будто с крады вылезла, да? – Она схватилась за разлохмаченную голову.
– А говоришь, я – мертвец.
– Ты притворился! – Горыня вскочила и побежала за своим ведром.
Пока она умывалась и оттирала щеки, Верес прошелся по избе, заглянул в разные углы, открыл скрыню. Но, видно, быстрый осмотр ничего ему не дал, и, когда Горыня вытерла лицо, он спросил:
– Она сказала, что отдала Лунавке мои кудесы. Ты видела ее?
– Видеть не видела. А слышать слышала. Ночи две-три назад приходила какая-то… Я спала и не знала, во сне их слышу или наяву. Я как омороченная была.
– Может, и так, – Верес поглядел на горшочки у печи. – Могла она и тебе подмешать чего-нибудь… Слава чурам, не чемерицу.
Он принялся искать – перерыл скрыню, полки с посудой, пересмотрел все горшки и тряпье, пошарил на полатях, попросил Горыню проверить за балками под кровлей. Даже в печи поискал. Потом отправился на двор. Горыня пошла с ним – было любопытно. Снаружи стемнело, пришлось взять светильник. Войдя в погреб и слегка осмотревшись, Верес изумленно охнул:
– Жма мой живот! Вот они где!
– Нашел? – Горыня заглянула внутрь поверх его головы.
– Это ж чуры!
– Ты их искал?
– Да не я…
Верес стал водить светильником вдоль стен, рассматривая находки.
– Жма мой живот! Мать-земля! Вот кто их перестаскал! А мы-то думали…
– Что – думали?
– С прошлой зимы стали чуры у людей из домов пропадать! – Верес обернулся к ней. – На три волости кругом! Крик и плач везде стояли: мол, огневались на нас чуры, покинули, ушли, бросили без защиты! Жертвы приносили, волхвов пытали – что такое, чем разгневали, как поправить? Потом побежали эти жабы-лихорадки, народ хворать стал, целыми весями лежмя лежали. Собрались совсем пропадать: злыдни одолели, от чуров нет забороны… А они вот где! А она… Жма мой живот! – От избытка чувств Верес даже вцепился себе в бороду и оскалил зубы. – Ж-жаба мерзкая! Это она и сестры ее…
– Как же она собрала их? – в изумлении спросила Горыня. – Какой ворожбой можно из дому выманить чуров деревянных!
– Да какой там ворожбой! Украла она их. Трудно ли час выбрать, когда все в поле жнут, дома одни куры? Шмыгнуть в избу, взять и назад. Никто и не увидит.
– И зачем они ей были?
– Через них порчу наводить способнее всего. А может, и на голодный день берегла. Сказать, дескать, научу, в каком дупле вашего чура найдете – люди за это коровы не пожалеют. Глядь! – Верес вдруг схватил какой-то чур с полки. – Да это же наш Дед Боян!
В его руках был дубовый бородатый чур, с большим носом, в круглой шапке, обтертый, видно, что очень старый.
– Еще той зимой он у Творимира из избы пропал. В самый Карачун. Да как же она к нам-то залезла, ее б и на порог не пусти… Гля-а-адь! – Его осенило. – Да неужто Добрушка… пособляла ей? Она взяла?
С чуром в руке он присел на бочонок с капустой. Лицо у него стало совсем безумное от растерянности.
– Но вот же он, цел, – сказала Горыня, тоже присев, чтобы не нависать над ним. – Воротился к вам. Ты, считай, его из полону вызволил.
– Да. Воротился. – Верес бережно сунул чура за пазуху. – С прочими-то как быть?
– Людям назад раздать, как еще? Ты знаешь, где чьи?
– Пирятинского знаю. А остальных пусть сами своих выбирают.
Бабкиных кудесов в погребе не нашлось. Осмотр клети, где стояла скотина и лежало множество разного хлама, оставили на завтра – было темно, оба устали.
– Я с нею не буду в одном доме спать, – когда они вернулись в избу, Горыня кивнула на тело Затеи. – Ты мертвецом притворялся, а она-то…
– Ин я ее в погреб вынесу. Дверь отвори.
Без смущения Верес поднял мертвое тело, вскинул на плечо и вынес из избы. Горыня пошла за ним и, когда он уложил тело на пол в погребе – под присмотр краденых чуров, – заперла дверь снаружи.