В полночь упадет звезда

В Чернигове князь оставался дней пять или шесть, давая дружине отдых перед дорогой обратно в Киев и решая разные дела. К востоку от Чернигова начинались северянские земли; частью они были покорены и платили Олегу дань, которую собирал Тростень, частью оставались под властью хазар, и вот от этих Олег ждал неприятностей. Прослышав о ссоре киевского князя с Итилем, они могли и сами поискать в его владениях славы и добычи. Не раз возвращались и к разговору о Волыни. Сошлись на том, что Чернигость сейчас же, пока осталось еще не менее двух месяцев санного пути, отправится с дружиной на Припять, чтобы через Турью, ее южный приток, добраться до города Волыни и поднести от имени Олега дары тамошнему князю. И если тот примет их благосклонно, разведать насчет пути к Висле и поморянам.

Разговоры эти волновали Горыню, хоть она и не подавала вида. Они внушали ей мысль об одном деле, которое, строго говоря, ее не касалось, но тем не менее ей очень хотелось его сделать. Верес из Боянца, кузнец и зелейник, запомнился ей как один из первых, не считая бабки Оздравы, людей, кто отнесся к ней по-доброму и помог выбраться на верную дорогу. Она хотела отплатить ему за добро – хотя бы той малостью, какой могла.

Но тут требовалась осторожность. Идти напролом было нельзя, чтобы не погубить куда более важное дело. Несколько дней Горыня наблюдала на вечерних пирах за дружиной: люди Олега дружески общались с людьми Тростеня и Чернигостя, пили вместе и обменивались всевозможными дружинными байками. Очень много говорили о сарацинском походе; Грима поминали вполголоса, уважительно поглядывая на Олега.

В последний вечер перед отъездом Горыня, выбрав случай, подсела к Вилмару.

– Я видела, ты часто пил вместе с Чернигиными людьми, – начала она.

– Да, эти дренги неплохие, храбрые. Тебе кто-то пригльянулся? Льотульв может так огорчиться, что убить кого-нибудь.

– Мне никто не приглянулся. Тебя попросить хочу кой о чем.

– Ты можешь во всем положиться на менья, если это не во вред нашему конунгу.

– Клянусь тебе, нашему конунгу от этого никакого вреда не будет. Я хочу, чтобы ты нашел кого-то из них, – Горыня кивнула на людей Чернигостя, – кто поедет с ним в Волынь. Дал ему вот это, – она вынула из сумочки на поясе половинку шеляга и вложила в жесткую ладонь Вилмара, – и попросил передать одну весть. Они поедут через реку Лугу, на ней стоит и сама Волынь. За переход или два до города будет малый городок, Боянец. Надо отыскать в нем кузнеца по имени Верес. Кузнеца они легко сыщут. И сказать ему: Лунава живет близ устья Припяти. Вот и все. Только на меня не ссылайся, как будто это твое дело.

– Ты думаешь, этого мало? Ты хочешь, чтобы человек сразу запомнил столько слов?

Горыне пришлось несколько раз повторить все – Луга, Боянец, Верес, Лунава, – прежде чем Вилмар запомнил. И немедленно отправился к тому столу искать вестника – пока все выученное не испарилось из памяти, унесенное духами хмеля. Горыня наблюдала краем глаза, как Вилмар выбрал какого-то круглолицего бородача и завел с ним разговор. Половинка шеляга перешла из рук в руки, и у Горыни отлегло от сердца – бородач поручение принял. «О боги! – взмолилась она. – Только бы Вилмар ничего не перепутал!» Бородач выглядел человеком толковым: он не забудет порученного, но не станет беспокоиться о том, что его не касается. Была надежда, что Верес еще до исхода зимы получит-таки эту весть. Вот уж он удивится! И не будет знать, что и думать, когда спросит, от кого эта весть пришла…

Подумав об этом, Горыня вздохнула. В глубине ее души сидело желание напомнить Вересу о себе. Что бы он подумал, если бы услышал, что девка-сирота, вызволенная им из ведьминой избы в лесу, теперь живет при князе и получает пять гривен серебра в год! Олег выдал ей пожалование за первые полгода вперед, поэтому сейчас Горыня, живя на всем готовом, могла хорошо заплатить вестнику за труды. Узнал бы Верес, что та растерянная дылда, которую он обучал заговору от лихорадок, теперь состоит в дружине княжьей дочери и каждую ночь спит возле ее лежанки!

Ей вспоминался тот далекий день в зимнем лесу, лицо Вереса, его разноцветные глаза: один светло-карий, а другой глубокой водяной зелени. Что-то дрогнуло в душе при мысли об этих колдовских глазах. Карий – от огня-Сварожича, глаз кузнеца. Зеленый – от земли-матери, глаз зелейника. От себя она не могла послать весть, опасаясь выдать перед Олеговыми людьми свою связь с землей Волынской. Но может, Верес сам догадается, что весть, переданная через двух варягов, взабыль исходит от нее? Кому же еще знать о подлых делах Лунавы и о том, как жаждет Верес ее отыскать?

И если бы догадался, то понял бы, что дева-волот помнит добро…

Горыня вздохнула. Даже эта призрачная связь с Вересом согрела ей сердце. И возникло странное ощущение: как будто в жизни у нее есть некая цель, о которой сама она еще не знает. Как в сказании, когда витязь хочет идти куда-то за тридевять земель – сам не зная зачем…

Глава 5