Сын воеводы был крепкий чернобородый мужчина, показавший себя храбрым и удачливым в сражениях. В былые годы он не раз сам ездил в Саркел и Итиль, а теперь был не прочь отличиться в поиске новых путей.
– На запад? – Олег вопросительно взглянул на него. – К моравам? Там на пути сидит Амунд плеснецкий, а он, возможно, нынче нам не друг.
– Да уж мы знаем! – Тростень хитро прищурился на Брюнхильд. – Мы сами видели, как тот ётун на нашу княжну глаза пучил. Спрашивал о ней, как здесь был.
– Вот как? – Олег поднял брови, будто удивлен.
Брюнхильд ничего не сказала, но вскинула глаза, в которых светился жадный вопрос.
– Как он от хазар с войском пробирался, здесь у меня стоял, – Тростень кивнул в сторону поля, где располагался бужанский стан. – Приглашал я его в гридницу, он обо всех расспрашивал, и о тебе, и семье, и о дочери – не выдал ли ты ее, мол, замуж.
Брюнхильд опустила глаза. Тростень не сказал ей ничего нового, но ей было так приятно услышать, что Амунд спрашивал о ней у первых же людей, которые что-то знали, что слегка загорелось лицо. Он тоже, попав в Чернигов, вспомнил о тех днях. После трех лет в дальних краях, после опаснейшего обратного пути, когда он мог погибнуть в битве на Итиле, когда его едва не зарезал тот здоровенный буртас – он все-таки думал о ней! Никакие сарацинские красотки не вытеснили ее образ из его памяти.
– Замужем Брюнхильд или нет, Амунда это не касается, – сурово ответил Олег. – Он ее не получит, пока я жив.
– Твоя воля, княже, – сдержанно ответил Чернигость. – Твоя дочь в твоей власти. Но я бы сказал, в том походе Амунд себя показал человеком отважным и благородным.
– В его отваге я не сомневаюсь. Но удача его уж слишком велика, она не поместится в моих владениях! И я не позволю ему питать ни малейшей надежды… не позволю получить ни малейших прав на мое наследство. Пусть ищет себе жену в Ётунхейме, а моя дочь не для него!
Брюнхильд смотрела в сторону, стараясь не выдать своих чувств; Горыня делала вид, будто это ее не касается и она даже не слушает.
– Твоя воля! – повторил Чернигость. – Я ж ему не сват. Так я говорил о тех краях… Я слыхал, на Варяжское море ездят через Волынскую землю…
У Горыни слегка дрогнуло что-то в груди при упоминании ее родных краев, и она еще старательнее стала делать вид, будто следит за огнем в очаге.
– Через него на реку Буг попадают, а с нее на Вислу, а Висла уж течет прямо в море Варяжское.
– Это к поморянам надо ехать… У нас и с волынскими князьями торгового мира нет.
– Так отчего же нет? Снарядить бы тебе послов – глядишь, и будет мир! Сперва с Волынью, а дальше – как богам поглянется. Может, дадут удачи – и до поморян доберемся. У них, я слышал, большие и богатые есть города.
– Это правда, – задумчиво кивнул Олег; сам родом из Дании, те города он когда-то видел своими глазами. – Там есть своя Волынь. Щецин. Велиград. Любек. Старград. Ратибор. Стоит об этом подумать…
Но и когда пир окончился и все улеглись спать, Амунд не шел у Олега из ума. Здесь, в этой самой гриднице, где Амунда принимали перед началом похода и где Олегу пришла мысль опоить Гримова соперника и не допустить к жребию, мысли о тех давних днях царапались в голову, не отставали. И только теперь, после многих попыток мысленно спросить Одина, в чем его вина, Олегу пришло в голову: а почему я так боялся этого жребия? Тогда ему казалось, что если Один отдаст верховенство Амунду, его гордость этого не стерпит. Но почему он допустил, что Один подведет его, унизит? Если бы он верил, что Один на его стороне, и дал божеству свободно высказать свою волю, она оказалась бы благоприятной для киевского князя. Более того: как он теперь знал, если бы Один отдал главенство над войском Амунду, для Грима это и был бы наилучший исход. Тогда Амун погиб бы на том темном берегу Итиля, а Грим сейчас был бы дома, с отцом, с молодой женой… А он, отец, своими руками поменял им жребии. Слепец, вообразивший себя зорким.
Собственная глупость встала перед Олегом величиной от земли до неба, как сам Мировой Ясень. Он выказал Одину недоверие, попытался подменить его волю своей и тем погубил своего сына. Бог Желаний исполнил его желание, но эта мнимая сговорчивость и была его местью. Но нельзя послать себе в прошлое простой совет: если веришь, что боги тебя любят, доверяй им.
И за эту мудрость он, вещий князь, заплатил слишком высокую цену.