В полночь упадет звезда

Тогда придется рассказать о свидании с Мечтаной. Эту поездку, к счастью, удалось сохранить в тайне. Лось, раненный несколькими стрелами, прорвался через тонкую цепь ловцов и тоже ушел в большой лес; пока привели от загонщиков собак, пока гнали его и брали – лось забился к густые заросли у бурелома, где к нему трудно было подступиться, – прошло немало времени. Когда с лосем было покончено и Олег стал искать Брюнхильд, еще какое-то время разбирались, все ли княжьи люди здесь. Когда же наконец пустились в разные стороны на поиски, малая дружина Брюнхильд довольно скоро откликнулась на зов рога. Брюнхильд уверяла, что погналась за молодым кабаном, который все-таки ушел и сгинул в густых зарослях, но раз с нею были Горыня и Лютульв, чего же ей бояться? Олег лишь слегка побранил ее за опрометчивость, и все поехали назад в Троеславль, чтобы там поджарить часть добычи и последним пиром завершить свое гостевание. Наутро предстояло ехать дальше, на север, к Любечу.

Нет, нельзя выдавать Брюнхильд.

Зелье! Вспомнив о «гостинце» от Мечтаны, Горыня сунула руку к себе под изголовье, свернутое из запасной одежды. Вот оно! Туго набитый мешочек, перевязанный мочалом, величиной с женский кулачок. Первым порывом Горыни было швырнуть его в огонь очага, но она сдержалась. Мало ли, какие злые духи вырвутся наружу, если эту траву сжечь? Да и что за трава? Одно ясно – ни Рагнару, ни еще кому из добрых людей ее не стоит даже нюхать, а тем более пить.

Что-то Мечтана-Лунава сказала о своем зелье. Особое зелье… нет, не то… С особым обрядом взятое, вот что! Каким это особым обрядом? Сперва осиновым жезлецом круг обвести, рушник расстелить… Что-то такое Верес ей рассказывал. Перед глазами Горыни встал Верес и ловкие движения его рук, когда он показывал, как надо обрывать целебную траву, зажимая по очереди между всеми пальцами от мизинца до большого. Не этот ли «особый обряд»? Тогда «бабкины кудесы» и сейчас у нее, у Мечтаны.

Ну и что? Стоит ли ей, Горыне, вернуться к Мечтане и отнять у нее эти кудесы? А дальше что с ними делать? Их надо отдать Вересу, но как? Когда-нибудь Горыня надеялась возвратиться в Плеснецк, а оттуда можно будет во время очередного Амундова гощения отвезти их к рубежам земли Волынской и как-нибудь переслать в Боянец. Но сейчас эта возможность рисовалась уж очень смутной и далекой.

Опасна ли Мечтана? То есть опасна ли настолько, чтобы стоило рассказать о ней Олегу, рискуя навлечь грозу на себя, Брюнхильд и Лютульва заодно?

Голова Горыни гудела от вопросов, на которые она не могла найти ответа, от догадок, которые она не могла ни подтвердить, ни опровергнуть. Она была почти уверена, что Лунава в Затеиной избе и Мечтана, к которой их привел Благодан Семигостич – одна и та же женщина. Но важно ли это? Для нее, Горыни, для Брюнхильд, для князя Олега? Для Амунда, ее истинного господина?

Для Амунда, пожалуй, нет, решила Горыня. Эта мысль внезапно ее успокоила, и она снова легла на спину. Амунду все равно, та баба или другая. И до тех «бабкиных кудесов» ему нет никакого дела. Его цели – получить Брюнхильд в жены – Лунава-Мечтана ни помешать, ни помочь не может. Ну и леший с нею.

Вспоминая ту давнюю зиму, Горыня и на себя смотрела как на совсем другую девку, только похожую на нее. Из растерянной и испуганной дылды, не ведающей, куда и к кому податься, она стала уверенной женщиной, заняла почетное положение и ест за княжеским столом. Вот удивился бы Верес, если бы сейчас ее увидел! Только по росту и признал бы! Любопытно, как он там? Небось давно женился опять, живет-поживает… Было приятно вспоминать его лицо – то сердитое, то оживленное, его густые брови над чудными разноцветными глазами: один светло-карий, другой густо-зеленый. Но и Верес уже казался ей, из такой дали времен и расстояний, не живым человеком, а молодцем из давно когда-то слышанной сказки… Тем самым, что идет искать что-то важное через темный лес, находит избушку Яги, а в ней – молодую Ягину дочь, которая только его и поджидала…

Думая о Вересе, Горыня незаметно заснула, а проснулась оттого, что вокруг зашевелились люди и зазвучали приглушенные голоса. Скромное зимнее утро незаметно подкралось сквозь густую синюю тьму: отроки разожгли огонь побольше, в воздухе поплыл легкий дым, поднимаясь к высокой кровле и узким верхним оконцам. Загремела дужка котла – стали варить кашу с остатками вчерашней веприны и лосятины.

Когда встала Брюнхильд, Зяблица подала ей умыться, расчесала косу, следя, чтобы волосы не падали на пол, потом тщательно собрала с гребня все волоски, скатала в комочек и бросила в огонь.

– Поди-ка сюда! – позвала ее Горыня, пока Брюнхильд сидела возле отца с миской каши на коленях и обсуждала с ним предстоящий день. – Выйдем.

Выведя Зяблицу наружу, в утренние сумерки, Горыня разрезала мочало на мешочке, держа его подальше от себя, будто злобный дух мог выскочить оттуда и накинуться на нее.

– Ты в зельях понимаешь – это что?

Зяблица запустила руку в мешочек, вынула немного травы. Потерла в пальцах, понюхала, взяла чуть-чуть на язык и принялась бурно плеваться.