В одном лице

— Мне почти тридцать, — то и дело повторяла Аманда, словно волновалась, что выглядит чересчур молодо; в результате она действительно начинала казаться старше.

После того как мы начали спать вместе, к тревогам Аманды прибавился вопрос о том, где нам этим заниматься. У нее была квартирка в одном из женских общежитий академии; если я проводил у нее ночь, об этом знали все девчонки в общежитии. Но большую часть ночей Аманда была дежурной по корпусу и не могла оставаться со мной в доме на Ривер-стрит. Так получилось, что я совсем редко спал с Амандой — и это только усложняло дело. Как и моя ориентация: Аманда прочла все мои романы, она утверждала, что обожает их, но моя бисексуальность тоже вызывала у нее тревогу.

— Поверить не могу, что тебе пятьдесят три! — повторяла Аманда, и это сбивало меня с толку. Я не мог понять, то ли я кажусь ей моложе, чем есть, то ли она в ужасе от того, что встречается с таким пожилым бисексуалом.

Марта Хедли в свои семьдесят пять уже вышла на пенсию, но все еще занималась индивидуально со студентами с «особыми нуждами» — включая проблемы с произношением. Миссис Хедли рассказала мне, что и у Аманды в этой области имеются затруднения.

— Но вы ведь не поэтому нас познакомили, правда? — спросил я.

— Это была не моя идея, Билли, — сказала миссис Хедли. — Это Ричард решил познакомить тебя с Амандой, раз уж она такая поклонница твоего творчества. Я с самого начала не была уверена, что это хорошая идея — она для тебя слишком молода и слишком переживает обо всем. Наверняка одна мысль о том, что ты бисексуал, не дает Аманде спать по ночам. Она не может выговорить слово «бисексуал»!

— Вот как.

Вот что происходило в моей жизни, когда дядя Боб сообщил мне о Киттредже. Поэтому, наполовину всерьез, я и сказал, что «впереди ожидался разве что сезон слякоти» — и ничего больше, кроме моей работы. (На ней переезд в Вермонт как раз сказался благотворно.)

Известие о смерти Киттреджа пришло в отдел по делам выпускников от миссис Киттредж.

— Ты хочешь сказать, что он был женат, или речь о его матери? — спросил я дядю Боба.

— Киттредж был женат, но узнали мы от его матери.

— Господи, это сколько ж ей лет? — спросил я.

— Всего-то семьдесят два, — ответил дядя; Бобу было семьдесят восемь, и мой вопрос, кажется, его обидел. Элейн рассказала мне, что миссис Киттредж было всего восемнадцать, когда у нее родился сын.

По словам Боба — точнее, по словам миссис Киттредж, — мой бывший мучитель и предмет обожания скончался в Цюрихе, в Швейцарии, «по естественным причинам».

— Полная херня, Боб, — сказал я. — Киттредж всего на год старше меня, ему было пятьдесят четыре. По каким еще «естественным причинам» можно умереть в сраные пятьдесят четыре?

— Я и сам об этом подумал, но так сказала его мать, — ответил Ракетка.

— Судя по тому, что мне известно, Киттредж наверняка умер от СПИДа, — сказал я.

— Какая мать из поколения миссис Киттредж сообщила бы об этом в бывшую школу своего сына? — спросил дядя Боб. (И действительно, Сью Аткинс написала только, что Том умер «после продолжительной болезни».)

— Говоришь, Киттредж был женат? — сказал я.

— У него остались жена и сын, единственный ребенок — ну и мать, конечно, — сообщил Ракетка. — Мальчика назвали в честь отца — еще один Жак. А у жены какое-то немецкое имя. Ты ведь изучал немецкий, да, Билли? Что за имя такое — Ирмгард?

— Звучит точно как что-то немецкое, — сказал я.

Если Киттредж умер в Цюрихе — пусть даже «по естественным причинам», — он, вероятно, был женат на швейцарке; но Ирмгард — немецкое имя. Ну и имечко! Ужасно старомодное; сразу чувствовалось, как это тяжеловесное имя должно было стеснять его обладательницу. Я подумал, что оно подошло бы какой-нибудь пожилой педантичной учительнице.

Вероятно, их единственный ребенок, сын по имени Жак, родился где-то в начале семидесятых; это было бы точно по расписанию для ориентированного на карьеру молодого человека, каким я представлял Киттреджа в его ранние годы — учитывая йельскую степень и его первые шаги по, без сомнения, блестящей карьерной лестнице в мире драмы. В подходящий момент Киттредж сделал паузу и подыскал себе жену. Но что произошло потом? Как разворачивались события после этого?

— Вот мудила — черт бы его подрал! — заорала Элейн, когда я рассказал ей о смерти Киттреджа. Она была в ярости — как будто Киттреджу удалось каким-то образом улизнуть от нее. Она и слышать не хотела этот бред про «естественные причины» и тем более ничего не хотела знать о его жене.

— Ему так просто не отвертеться! — разрыдалась Элейн.

— Элейн, он умер. Ни от чего он не отвертелся, — сказал я, но Элейн все плакала и плакала.

К сожалению, это был один из тех вечеров, когда Аманда не дежурила по общежитию; она осталась у меня, и мне пришлось рассказать ей и о Киттредже, и об Элейн, и обо всем остальном.