В книжной лавке, у которой нет названия (СИ)

- Потому что Эллен де Лиль очень ценит и уважает тебя, считая своим соавтором, даже если по сути ты являешься только иллюстратором её книги, — ответил Хертберт.

Грантер хотел было покачать головой, но вспомнил, что в ней чуть было не проломили дырку, и передумал.

- И когда теперь новая дата презентации?

Джулиан пожал плечами, спрятав ладони в карманы кремовых штанов.

- Когда ты встанешь на ноги.

Эммануэль фыркнул:

- Стоит мне напугать всех, что я склеиваю ласты, так я сразу таким нужным стал: мадам де Лиль отменила презентацию, кучка революционеров запихнула меня в больницу, Козетта наверняка захочет оплатить лечение, потому что денег у неё хоть завались, ты примчался из Венеции бог знает зачем…

Хертберт, который в этот момент поправлял букет цветов, который прислала писательница, замер и медленно повернулся к Грантеру.

- Про тебя — это я не подумал, прости меня, — пробормотал Эммануэль.

Хертберт молча, не моргая, смотрел в глаза Грантеру.

- Ох ты и скотина, Эр. Люди заботятся о тебе, ты важен друзьям. А что ты им даёшь в ответ? Ты будто специально ведёшь себя так, чтобы они чувствовали только отвращение к тебе, чтобы и мысль в будущем не закралась, что ты достоин любви. К чему такой эгоизм?

Грантер хотел что-то ответить, но промолчал, в горле появился неприятный ком.

- Все это время в коридоре сидели Эпонина и Прувер с Фейи. А также все остальные участники протеста, даже тот лидер-блондин. Откуда я знаю, что он лидер? В Бибиси фотка его была, — объяснил Хертберт перед тем, как художник спросил его о чем-либо. — Им есть дело, они…

- Почему ты так в этом уверен? — взгляд Грантера был уставшим, больным и замученным. — Ты большую часть из них даже не знаешь, а уже судить решился.

- Потому что в больницах люди не властны над своими чувствами, неважно как глубоко и как хорошо они их скрывали до этого, — просто ответил Джулиан. Грантеру было тошно от всего этого, он молча потёр ладонями глаза и тяжело вздохнул.

- Как твой Венецианский проект поживает? — поинтересовался он, давая понять, что тема закрыта.

Хертберт сел на край кровати и невесело улыбнулся.

- Моя труппа трещит по швам. Чужакам не место в Венеции, я это знал, но всё же хотел попробовать и рискнуть. Я хотел создать Божественную Комедию и Маскарад Души, но, — он пожал плечами, — все мы люди, и все ошибаемся.

- Все так плохо?

Хертберт отмахнулся:

- Не забивай себе голову. Если мы таки сумеем разобраться со всем и успеть к Венецианскому Карнавалу, я приглашу всех вас к нам в гости.

- Терпеть не могу Венецию, — отозвался Грантер, поправив подушку.

- Врёшь, ты просто её боишься, — всё с той же грустной улыбкой возразил Джулиан.

Тут стеклянная дверь бесшумно отъехала в бок, и в палату заглянул Анжольрас. Когда он увидел Джулиана, то негромко извинился и сказал, что зайдет позже. Хертберт тут же встал с кровати.

- Нет-нет, что вы, проходите. Я всё равно собирался купить Эпонине поесть, а то в последний раз, как я её видел, выглядела она ну совсем уж несчастно и потрепано, — беззаботным тоном сказал Джулиан, пока Грантер смотрел на него с видом, говорящим: “Да ты просто мастер сделать ситуацию ещё более неловкой, спасибо”. — Врачи сказали, что максимум через два дня ты можешь отсюда выйти, так что, я думаю, смогу к тому времени опять организовать презентацию.

Грантер кивнул, наблюдая за тем, как Хертберт пошёл к двери, чуть улыбнулся Анжольрасу и скрылся в коридоре.

Пару секунд висела неловкая тишина. Потом Анжольрас, который избегал взгляда светло-голубых глаз Грантера, прокашлялся.

- Как ты себя чувствуешь, Эр? — неуверенно спросил он.

- А вы кто? — неожиданно спросил художник.

Анжольрас дёрнулся всем телом и рывком поднял голову, встречаясь с Грантером взглядом. У Люсьена Анжольраса голубые глаза, только намного темнее чем у художника - синие, как летнее вечернее небо. Анжольрас побледнел, ошеломленно смотря на Грантера. Тот не выдержал и рассмеялся.

- Да ладно тебе, Аполло, я пошутил. Всегда хотел так сделать, чтобы было эпично, в лучших традициях Голливудских фильмов, — Анжольрас закатил глаза и фыркнул. — Вот, теперь ты стал больше на себя похож, — улыбнулся Грантер.

- Шутник из тебя так себе, — сказал Анжольрас, подходя к кровати. Он остановился возле поручня, где висела медицинская карта Грантера.

Между ними опять повисла густая тишина, которую Грантер не спешил нарушать. Он рассматривал Люсьена и вдруг понял, что тот был в его темно-зеленой толстовке с капюшоном. Золотые волосы лидера якобинцев пожирнели, а с одного бока так вообще были очень грязными, заляпанные чем-то мутным. Под глазами залегли глубокие, почти фиолетовые тени. Эммануэль опять тяжело вздохнул и улыбнулся.

- Ты даже в таком виде красивый.

Анжольрас нахмурился.