В книжной лавке, у которой нет названия (СИ)

Мысленно он вернулся к размышлениям о предстоящей презентации. Там будет много людей, а также его знакомый Джулиано Хертберт - он специально приедет в Париж из Венеции, куда отправился ставить Дель-Арте несколько месяцев назад. Грантер завидовал ему, хотя и вслух не признавал, но в то же время Эммануэль боялся бывшую республику, она словно таила угрозу в своей вечной погибающей красоте. Карнавал и традиции манили к себе очень многих, слишком уж большое количество людей необдуманно отдали свое сердце в руки красавицы-Венеции. А ей всё равно, она видела так много историй, что попросту не ценит души, для неё они - обычная разменная монета. Одно неаккуратное движение, и сломанная судьба стремительно летит на дно лагуны. Нет, Эммануэль Грантер до жути боялся республику, а вот мсье Хертберт сидел на балконе одного из дворцов, которые теперь сдавали туристам в качестве отелей, читал “Смерть в Венеции” и посмеивался над меланхоличной атмосферой острова, делая вид, что не чувствует липкой хватки на сердце.

Грантер не любил выступать перед публикой, для него это всегда выглядело слишком искусственным и наигранным, но его попросили, и деваться было некуда. Тот факт, что на шею придется надеть петлю и виде галстука его страшно удручал.

Филипп Комбеферр прислал ему сообщение, что завтра на площади Революции, наконец-то, состоится их митинг, который они так давно планировали. Он не звал Эммануэля с ними, не агитировал, просто сказал дату. Грантер задумчиво посмотрел на болтающих между собой Эпонину и Прувера, и подумал, что не хочет говорить им о протесте. Хотя, скорее всего, Жеан знал. В любом случае, не стоит им туда соваться - там опасно, незачем еще и им себя подвергать неприятностям ради призрачных идей, им не к чему. Они же реалисты.

Следующее утро было до безобразия солнечным, и, наверняка, холодным. Грантер посмотрел в окно, туда, где по улице торопились прохожие, и время от времени мелькали велосипеды. Где-то там сейчас Анжольрас сотрясает воздух своими пламенными речами. Если его и слушают, то очень сомнительно, что из-за смысловой нагрузки в его словах. На его счастье или погибель природа щедро постаралась, сотворив ему сильную внешность, притягивающую взгляд - он словно играл на флейте, зазывая с собой детей. А те и не сопротивлялись и спокойно шли, обрекая себя на верную смерть. Так неправильно! Эммануэль рывком встал, застегнул худи по самое горло и вышел из Лавки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Он шел на протест только ради того, чтобы вовремя предупредить Курфейрака и Филиппа Комбеферра. Ведь, случись что с ними, пострадают Понина и Прувер, а этого допустить Грантер не мог. Им двигало чувство ответственности перед друзьями, на якобинцев ему было плевать - так успокаивал сам себя художник. Он ведь не чувствовал ответственности за этих детей, которые вдруг решили поиграть в Революцию. Ему всё равно на них. Всё равно ли?

Площадь Согласия, в прошлом - Революции - избранница Анжольраса, решившего провести протест там. Забавно, ведь именно на этой площади обезглавили кучу народу, начав с короля и закончив Робеспьером. Грантер усмехнулся этой мысли, но потом вспомнил собственный сон. Люсьена Анжольраса гильотинировали там же, под звуки ликующей толпы. Толпа – она всегда как в той истории про дядьку, решившего взять вину за пропащее население на себя. Сначала они приветствуют тебя пальмовыми ветвями, а потом кидают в ноги терновый венок. Грантер всей душой ненавидел скопление безумной толпы - она несла лишь разрушение. Глупец тот, кто возомнил, что способен управлять ею.

Эммануэль вышел из метро и сощурился от яркого солнца, несмотря на то, что он был в темных очках. Народу уже собралось достаточно, обступив открытое пространство, с которого была видна церковь Сен-Мадлен. Грантер осмотрел разношерстных людей и покачал головой. Потом же его взгляд уперся в полицию. Она пока что стояла без действия, только и ожидая момента, когда одно неосторожное слово Анжольраса подожжет энтузиазм толпы.

Грантер медленно пошел вперед, держась ближе к жандармам, чем к протестующим. Он специально не слушал Анжольраса, неважно, что мальчишка там проповедует, ничего нового эта площадь не услышит, она повидала слишком многое.

Во главе отряда полиции стоял офицер, хмуро рассматривающий толпу. Его взгляд то и дело останавливался на девушке со светлыми волосами - Грантер узнал в ней Козетту Фошлеван.

Эммануэль остановился недалеко от офицера и наконец-то взглянул на Анжольраса. Тот был в темном пальто и ярко красном шарфе, намотанным на шею. Грантер вдруг вспомнил, как после террора в революционной Франции, аристократы начали ходить с обнаженной шеей, на которой была повязана лента - это символизировало тот факт, что они пережили репрессии, и их головы остались на плечах, хотя смерть от гильотины была близка им.