В Киеве всё спокойно

– Моя теща, Аврора Варфоломеевна, в диспансере венерическом регистратурой руководит. Така вжэ добра людына, хочь до раны прикладай. Думаю ей памятник при жизни поставить – зарыть в землю по пояс и серебрянкой покрасить. Рассказывала, им в диспансер на днях ментовские опера проститутку с Кольцевой дороги привезли на обследование. Она сама немая, руками щось такое показует, молчит, и хоть ты тресни! На шее у нее висит табличка, а на ней все расценки за услуги написаны, вся что ни есть разблюдовка и всё в извращенной форме. Ну, ничего, они там всякого навидались, особенно моя теща. Взяли они у нее кровь на анализ, а там ‒ четыре креста!..

– А, что это за кресты? – не выдержав, спросил Сахно с округлившимися от удивления глазами.

– Ну, они показывают… Шо она никакая, не немая, – на миг задумавшись, пояснил Хоменко. – Как только они ей об этом сказали, она сразу й заговорила. Говорит, шо она сама з села, и то мать ее ро́дная в город послала, шоб она отак денег на коняку заработала, «бо трэба ж зорать, а потим заволочыть». А так, воны удвох з матерью сами в плуг впрягаються и таскають его по полю. Тут все кругом начали ее жалеть, пряники давали, но недолго… Оказалось, она сама з Киева, дочка одного здешнего владельца ресторана, кстати, на Крещатике находится, можем зайти познакомиться, и в селе никогда не была, даже проездом. Просто полюбляет это дело, и все тут.

То ли дармовая водка была паленной, то ли на халяву Хоменко наливал себе больше, чем остальным, но его сильно развезло. Цуркан, хорошо изучивший повадки своего командира, склонялся к мнению, что, скорее всего, имело место и то, и другое. Внезапно Хоменко замолк и, сняв туфли, начал внимательно их изучать, стоя на асфальте в небесно-голубых, светящихся в темноте фосфорическим светом носках.

Этими носками Хоменко чрезвычайно гордился, он дал торжественный зарок, что будет их носить, не снимая, до победы на выборах Януковича, кандидата от правящего президента Кучмы. Это была довольно самоотверженная клятва, поскольку его знаменитые носки в темноте светились, как гнилушки на болоте. Когда он вечером шел по улице, они привлекали внимание всех проходящих мимо собак, из-за чего ему уже не раз пришлось зашивать свои штаны.

– Смертельно спать хочется, – громко зевнув, сказал Хоменко, – Но не с кем…

Неожиданно Хоменко захотелось курить.

– Так, внимание, господа подчиненные! Давайте закурим, – с пьяной требовательностью призвал он.

Но, ни Цуркан, ни Сахно не курили, хотя из уважения к своему командующему могли бы на всякий случай иметь при себе сигареты, о чем он сделал им вполне обоснованное замечание. Хоменко никогда не упускал случая подчеркнуть, что он здесь начальник, а они его подчиненные. Неудовлетворительно соблюдавший субординацию Цуркан, внимательно посмотрел на него, покачал головой и сказал:

– Мы пойдем, осмотрим подходы к ее подъезду, а ты, догоняй.

Цуркан вместе с Сахно направились в сторону арки, ведущей во двор к Розенцвайг. Но идти на боевое задание, не покурив, Хоменко не мог. Поставив свои туфли на импровизированный стол, накрытый на багажнике «Волги», он погнался за каким-то прохожим, категорически требуя закурить. Коварная «Волга», как будто только этого и дожидалась. К тому времени, когда Хоменко вернулся, довольно попыхивая сигаретой, она укатила в неизвестном направлении с его туфлями на багажнике. По уважительной причине Хоменко был вынужден выбыть из операции.

Глава 7

Терпению Альбины пришел конец.

Каждая минута растягивалась на час, а час, на целые сутки. Не дождавшись условленного времени, она связалась по мобильному телефону со Склянским.

– Удалось что-либо выяснить о Михаиле? – спросила она.

– Нет, но этим занимаются, – ответил Склянский.

– Что есть по Полифемовичу?

– Я отправил его досье, фотографии и отпечатки пальцев своему другу в Москву. У него есть возможность проверить его через базу данных ФСБ. Если что-то поступит, сразу же сообщу. Копии его фотографий в вашем почтовом ящике.

– Вы слушаете его телефоны?

– Да, все.

– Он вел переговоры о переброске груза в Рим?

– Нет. Таких разговоров не зафиксировано, – уверенно ответил Склянский.

Странно, подумала Альбина, но он мог провести переговоры и минуя прослушивание. Даже должен был так сделать.

– А, как он вам показался?

– Пока не знаю. Но чую, с ним что-то не то… – подумав, как-то неуверенно ответил Склянский. Обычно его высказывания отличались полной определенностью.

– Прошу вас ускориться. По возможности, – с чувством попросила Альбина, закончив разговор.

Такого за ней не водилось, она никогда раньше его не подгоняла, отметил Склянский, сделав соответствующий вывод.

* * *

В воздухе плыл аромат свежезаваренного кофе.

Альбина сидела у себя в кабинете в удобно обтекающем ее формы кресле эпохи Людовика ХІV с изящно изогнутой высокой спинкой и ножками в виде львиных лап. Ее письменный стол красного дерева с простыми и крупными формами стиля Луи-Филиппа стал для нее незаменим для размышлений и работы. Перед собой, как в пасьянсе, она разложила и внимательно рассматривала фотографии Напханюка.