Ночью в траншею доставили размноженный на машинке приказ командира корпуса. Генерал Лизюков объявил благодарность всему личному составу бригады и выразил твердую уверенность, что моряки выстоят и врага на Холм не пропустят. В другое время мы собрали бы людей на митинг. Но сейчас в искромсанной траншее было не до митинга. Командир и комиссар бригады побатальонно собрали командиров и политработников, зачитали приказ.
В эту ночь многие моряки подали заявление о приеме в партию. Писали их при мигающем свете зажигалки, огарка свечи или огня спичек. Партийная комиссия заседала прямо в первой траншее, в небольшом блиндаже, и работала всю ночь. Каждый принимаемый заверял комиссию, что еще крепче и беспощаднее будет бить фашистов. Все уверенно утверждали: «Враг на Холм не пройдет!» Тут же по соседству вручались и партийные документы. Последним, как помнится, получал партийный билет старший матрос Федорков из противотанкового дивизиона. При свете коптилки я рассмотрел матроса. Шапка, лицо, шинель, сапоги — все было одного черно-бурого цвета. На отвисшем ремне висели два диска, лопатка, нож, две гранаты-лимонки. Потемневшая от гари и копоти рука Федоркина крепко сжимала дульную часть автомата.
— Скажу я одно, — заговорил он, волнуясь, — клянусь, не посрамлю я свою родную партию! По большаку танки не пройдут. Дорога для них — кладбище! Так просили сказать от всей нашей батареи. А первым теперь среди них буду я.
К утру стрелковые роты были усилены несколькими станковыми пулеметами из приданного нам лыжного батальона (у лыжников к этому времени только пулеметчики и составляли боевую силу). Три станковых пулемета были установлены на второй позиции. Ее теперь обороняли минометные расчеты.
Ночь была на исходе, когда я вернулся на КП и, не снимая полушубка, повалился на пол и тут же уснул мертвым сном. Разбудили меня толчки дежурного штабного командира.
— Товарищ комиссар, пора! На свой риск, добавил вам час да минут десять будил. Вот спали!.. На фронте пока спокойно. Разведчики приволокли «языка». Огромный обер-лейтенант. Отличилась Тоня Ильиченкова. Вот девка! Фриц-то отчаянно дрался, бушевал всю дорогу. Два моряка, что под ее начальством были, хотели прикончить его. Не дала! «Живой, говорит, нам нужен!»
— Что немец показал?
— Поначалу отказывался отвечать начальнику штаба. Он и так и сяк, а обер заладил одно: «Говорить не буду!» Потом Тоня с ним что-то покалякала по-немецки, похлопала по кобуре своего «вальтера» — развязал язык. С утра начнут. Говорит, всю землю на этом клочке перевернут, так приказал командующий группы армий, а в Холме будут.
— Кишка слаба!
— Да ему уж начальник штаба сказал об этом, товарищ комиссар. Говорит, крепче выразиться не может — девушка здесь... А фриц-то отдышался. На Тоню нашу глаза-то все таращил.
Я поблагодарил дежурного за информацию. Из щелей оконных проемов уже сочился бледный предутренний свет. Состояние было такое, что вроде и не ложился: три часа сна не сняли утомления.
Еще ночью, возвращаясь с переднего края, мы с Виктором запланировали на утро, до начала вражеского обстрела и бомбежки, побывать у артиллеристов — истребителей танков. Орудия их стояли на большаке на прямой наводке. Предполагали зайти и в роту противотанковых ружей, окопавшуюся в этом же районе. Пэтэеровцы, как и артиллеристы противотанкового дивизиона, имели задачу ни при каких условиях не пропускать гитлеровские танки по большаку. Мы не сомневались, что и сегодня гитлеровцы свою пехоту поддержат танками.
Добрались до них в предутренних сумерках. На фронте стояла редкостная тишина. Встретились с командирами, побеседовали с коммунистами, потом собрались комсомольские активисты, поговорили с ними. Положение дел у наших истребителей танков мы нашли превосходным во всех отношениях — начиная с маскировки и кончая настроением. В первом расчете встретил знакомого наводчика, старшего матроса Федоркова. Орудие его было хорошо замаскировано, и все его товарищи размещались в довольно прочной землянке.
Беседа наша в другом, а затем и в третьем расчете оставила хорошее впечатление. Моряки и сегодня готовы были встретить фашистов с присущим им достоинством. Здесь, у этих веселых, жизнерадостных и добродушных людей, в десять утра застал нас налет немецкой авиации. Последний заход пришелся по батарее противотанковых орудий. Хорошая маскировка сделала свое дело: бомбы упали на пустое место. Этим налетом начался четвертый день гитлеровского наступления.
Второй приход бомбардировщиков застал нас с Куликовым на пути к минометчикам. Они ночью выдвинулись вперед и построили свои огневые позиции позади нашего передового наблюдательного пункта.