В двух битвах

Утром 5 марта мы проснулись в необычной тишине. Фашисты прекратили обстрел наших позиций из артиллерии и минометов, не появлялась в этот день и их авиация; почти повсеместно стихла и пулеметная стрельба врага. После чуть ли не круглосуточного грохота, постоянного сотрясения земли, свиста пуль и трескотни пулеметов своеобразный штиль войны нам показался очень непривычным и даже странным. И на другой день молчание противника продолжалось. Но огневая пассивность врага, усиление земляных работ на его переднем крае не могли нас ввести в заблуждение.

Медленно приближалось третье утро затишья. Но ему не суждено быть похожим на предыдущие. Только забрезжил рассвет — пришла первая партия вражеских бомбардировщиков. Свой груз они высыпали на наши артиллерийские позиции. Не успели скрыться бомбардировщики, открыла огонь немецкая артиллерия, а вслед за нею вступили в бой их тяжелые минометы. Часов в одиннадцать над нами повисла вторая партия самолетов Ю-87. Она разделилась на две группы. Первая по-прежнему разгружалась над районом артиллерийских батарей, другая, меньшая группа, развернулась и образовала круг как раз над передовым наблюдательным пунктом бригады. Неожиданный разворот самолетов в этом месте застал меня и еще нескольких человек в двадцати-тридцати метрах от наскоро построенного командирского блиндажа. Редкий, выбитый снарядами лесок не мог скрыть бежавших к блиндажу людей. В этом легоньком блиндаже, больше походившем на наскоро сделанную землянку, оказались некоторые старшие командиры и политработники.

Фашистские летчики сделали еще два круга и, включив сирены, пошли в пике. Направляющий самолет, пикируя и стреляя, направил бомбу в наш блиндаж. То же самое повторили и другие восемь самолетов. Один за другим следовали совсем рядом оглушительные разрывы. В блиндаже все попадали на земляной пол и прижались друг к другу. На нас сыпалась земля. В ноздри лезла горькая, масляная копоть, перемешанная с пороховыми газами и пылью. Легонький блиндажик дрожал, словно при землетрясении. Но вот шум моторов удаляется. В ушах некоторое время все еще стоит пронзительный и раздирающий вой сирен и свист бомб. Наконец и он стихает. Мы поднимаемся и осматриваемся. Опытный солдат с пышными усами запорожца, полковник Неминувший первым спешит к выходу, следом за ним выходят Сухиашвили, военком бригады Муравьев, я и другие.

Вокруг блиндажа десятка два воронок.

— По нескольку бомб бросают, паразиты! — сердито говорит Неминувший и смотрит туда, где скрылись фашистские самолеты.

Комбриг приказал командиру минометного дивизиона Теплянинову и комиссару Ломакинову перейти в другой блиндаж. Срочно потребовал восстановить связь с частями. Наблюдая за воздухом, Неминувший негромко продолжает ругать гитлеровцев. Остальные молчат. Чувствуется, говорить ни у кого нет желания. Неминувший подчеркнуто спокойным голосом продолжает:

— Земли-то сколько накопали! Бросают небольшие — сотки и полусотки...

— Этого вполне нам может хватить! — замечает кто-то с сарказмом.

Нарастает рев авиационных моторов.

— Идут! — вздыхает Сухиашвили. — Всем в укрытия. Точно на нас держат курс!

Мы спускаемся в блиндаж. Доносится короткая пулеметная очередь, слышен нарастающий свист бомбы. Взрыв! Второй. Третий. Словно в тропической лихорадке трясется наш блиндажик.

Пожалуй, самое неприятное в этот момент — ощущать свою беспомощность, сознавать, что ты целиком во власти случая. В эти напряженные секунды удивительно хорошо работает сознание и, кажется, до предела обостряются чувства. Следом за раздирающим свистом бомбы улавливаешь, как совсем рядом тяжелый предмет глухо ткнулся в землю. Взрыв! Блиндаж, кажется, подпрыгнул и улетел, точно живая, под тобою содрогнулась земля. Воздушная волна через щели с шумом врывается в нашу конуру. И тут же все стихает. Хорошо слышу, как удаляются самолеты. Осматриваюсь. Сквозь оседающую пыль вижу своих товарищей. Они тоже подняли головы. Все живы. «Хорошо!» — первая радостная мысль.

Я смотрю на Сухиашвили. Он бросает сердитый взгляд вначале на обитателей блиндажа, потом на потолок, затем на стенки из тонких березовых круглячков. В глазах его некоторое удивление. Оно мне понятно: после такого огненного смерча легкий блиндаж сохранился таким же. Он словно сделан из какого-то стойкого материала, способного принимать удары воздушной волны и сохранять устойчивость, оставаться на прежнем месте.

Самолеты удалились. Мы уже на ногах. Но почему-то ждем, не выходим, словно клубящаяся пыль преградила нам путь к выходу. Вот густой смрад постепенно рассеивается, оседает. Я теперь вижу причину нашей задержки: снаружи дверцу нашу привалило землей. Связисты расчистили проход. Дверцу приоткрыли.