В двух битвах

Наконец-то стемнело. Стручков выкарабкался из воронки. Кругом было тихо. Стручков снова пополз, отвоевывая у снега метр за метром, а потом уже и сантиметр за сантиметром. Он совсем выбился из сил. После одной передышки попробовал сдвинуться с места, и не получилось. Словно пристыл. «Неужели все? Неужели конец?» Совсем низко над ним проплывали белые, густые облака. Он вытянулся, разбросал руки, расслабил мышцы и набрал полные легкие воздуха. «Нет, это не все! Не сдамся. Полежу еще и поползу. Поползу, чего бы это ни стоило!» И Стручков рывком повернулся на живот. Впереди себя он увидел несколько застывших беловатых бугорков. Стручков впился в них глазами. Какое-то время они были неподвижными, но так было недолго. Они зашевелились, затем задвигались... Ему хотелось закричать «ура». «Нет, спешить нельзя. Надо подождать!» Что это были люди, сомнений у него не было. Но чьи люди? Может быть, это немецкие разведчики, возвращающиеся после неудачной вылазки? Тогда для них главстаршина находка... Извлек из кобуры парабеллум, взвел курок и положил его под полу шинели. А люди в белых маскхалатах, осторожно, ползком продвигались в его сторону. «Наши разведчики. Точно!» Но он не торопится и лежит неподвижно. Вскоре разведчики заметили его. Двое отделились от группы и поползли в его сторону... Стручков застыл, изображая убитого, но по-прежнему внимательно наблюдал за приближающимися к нему людьми. Когда они были совсем рядом, он вдруг увидел на груди разведчиков наши автоматы, надетые поверх маскировочных халатов. Они подползли вплотную. Один сказал «Наш». Стручков молчал. Другой снял с руки Стручкова варежку, ощупал пальцы, радостно произнес: «Гляди, теплый! Да смотри, он живой!»

Стручков приподнялся на локти. «Жив, братцы. Свой. Стручков я!..»

Все семь разведчиков быстро оказались возле него. Стручкова подняли и оттащили в балку, за линию своих окопов, перевязали голову, бедро и плечо. Затем стащили с его раненой ноги сапог и долго терли снегом голень, ступню.

Стручков утомился своим долгим рассказом, да и выложил он, как видно, все, что знал и пережил за эти кошмарные ночи. Я пожелал ему скорого выздоровления, возвращения в бригаду и вышел из палатки.

В штабе меня захватили новые дела. Начштаба рассказал мне об оперативной обстановке на фронте. Вместе с ним прошли к комбригу. Кульков доложил о просьбе Ильиченковой зачислить ее в разведроту.

— Третий раз сегодня звонила. Настойчивая.

— Но я против. Погоду в разведроте она нам не сделает, а традиционный порядок нарушим. Женщин в частях у нас нет. И хорошо...

— У нас не корабль, Константин Давыдович, — перебил комбрига дивизионный комиссар. — Девушка потеряла единственного брата — войскового разведчика. Она в благородном порыве приехала к нам, морякам, отомстить за брата, а мы ее держим в медсанбате. Нехорошо получается.

Разговор закончился тем, что комбриг согласился принять Ильиченкову. На другой день, ровно в одиннадцать, как было назначено, в блиндаж вошла Ильиченкова. С дневного света она не сразу отыскала среди присутствующих комбрига, но, когда рассмотрела, по уставу, лаконично доложила о прибытии. Сухиашвили, смерив ее невеселым взглядом, пригласил сесть.

— Что вы делали в медсанбате эти дни?

— Так, кое-что, товарищ капитан первого ранга. Перевязывала раненых, стерилизовала инструменты, три раза была на операции, кормила послеоперационных... Вообще, прошла небольшой курс по совершенствованию своих скудных медицинских познаний.

— Привыкать стали?

Тоня пожала плечами и, помолчав немного, сказала, что при желании и сестринским делом овладеть можно. Но она готовила себя в разведчики и хочет быть в войсковой разведке. Место ее только там. Начальник штаба подал комбригу документ и, вскинув глаза на девушку, некоторое время молча смотрел на нее. Его взгляд, по-видимому, не смутил Тоню. Она также какое-то время независимо смотрела на командира бригады, затем перевела взгляд на присутствующих.

— А вы как же в главном штабе оказались?

— Мой брат служил в морской пехоте, в разведроте. Там и погиб. Поэтому и я к морякам попросилась. Заместитель начальника штаба и офицер, который ведет бригаду, помогли.

Сухиашвили задумался. Он попросил обрисовать заместителя начальника главного штаба, офицера, который ведет бригаду. Она быстро описала внешность и того и другого. Сухиашвили улыбнулся:

— Сколько же на курсах агентурной разведки обучались?

— Семь месяцев. Совсем немного до окончания осталось.

— Так, так! Значит, как «языка» брать, вас учить не придется? Тоня улыбнулась.

— Я думаю, что нет.

— Вы откуда же попали на курсы?

— Московский комитет комсомола направил. До этого в институте училась. На четвертый курс филологического факультета перешла.

— Немецкий язык знаете?

— Говорю свободно. В средней школе изучала немецкий язык.

Трудно было сказать, что из рассказа Ильиченковой сильнее всего повлияло на комбрига, но он на редкость быстро пересмотрел свою точку зрения.