Читаем В двух битвах полностью

У стога хорошо ему было лежать. Он согрелся, собрал силенок. «Пора и в дорогу. Ночь зимняя затяжная, но и она не бесконечна». Двинулся. Шагов двадцать прополз, устал. «Может, вернуться в стог?.. Замаскируюсь получше... Заманчиво, что и говорить». Стручков лежал и обдумывал эту мысль. «Нет, шалишь, парень! Этого как раз делать и нельзя! Слабость проявляешь, Стручков! Ведь гитлеровцы наверняка утром увидят, что один русский уполз, мой след приведет фашистов к стогу. Они найдут и прикончат». После самовыволочки осталось единственное — собраться с силами и продолжать ползти. Только к своим... На небе ни облачка. Полнолуние делало ночь слишком светлой... (Мне также хорошо запомнилась эта ночь: Сухиашвили, Муравьев и я почти всю ее напролет провели на переднем крае. Тихо и безветренно было.)

Редко, очень редко где-то в стороне выпускал короткие очереди немецкий пулемет. Он и являлся для главстаршины чем-то вроде путеводителя. Стручков вздохнул глубоко и двинулся в путь... Первые двести-триста метров он преодолел сравнительно быстро. На пути все чаще попадались убитые. Попробовал вооружиться... Но где там! С автоматом ползти не мог. Взял ремень с пистолетом и нож. Обоймы парабеллума пополнил патронами из автомата и пополз дальше. «Я уже должен вроде достигнуть вражеских окопов, а их все нет и нет. Притихли все. Неужели, гадюки, молча наблюдают за мной? Мол, сам скоро к нам пожалует».

Стручков полз дальше. С каждым метром было все труднее, пришлось чаще делать остановки. Луна скрылась, стало темнее. Маскироваться теперь лучше, но куда ползти? Где окопы врага? Где свои?

Метрах в трехстах заговорил фашистский пулемет. Трассирующие пули прошли в стороне, но в том направлении, куда он полз. «Это хорошо! Значит, нахожусь на курсе».

Оборона у фашистов оказалась узлами, сплошных траншей не было. Поэтому Стручков не увидел на пути окопов и незамеченным прополз за передний край противника. Это приободрило главстаршину, и он пополз быстрее. «Доберусь. Теперь я на нейтралке. Наши должны знать, как дрались и как умерли моряки в Тараканове... Должны».

Меж тем забрезжил рассвет. Впереди было голое поле. Ползти по нему днем, на виду у противника невозможно. Осталось единственное — переждать день. Кое-как добрался до ближайшей воронки, нагреб в нее снегу, на животе сполз на дно. Улегся как на перине. Снежок мягкий, его к краю воронки только ночью намело.

Нежданное облегчение почувствовал Стручков в этой яме на нейтральной территории. Весь израненный и избитый, после такого труднейшего пути словно в рай попал. С первой же минуты его бросило в сон, и он стал засыпать с ощущением какой-то невиданной доселе приятности во всем теле. И сразу как-то забыл обо всем. Быстро мелькнул в памяти трудный бой, пушка вражеская на прямой наводке, ее первый выстрел, оглушительный разрыв в доме. Затем атака. Перед глазами вырос Самойлов. «Пить... Пить хочу!» Тишина — и вдруг выстрелы, один, другой... Стручков встрепенулся, стряхнул сон. «Ах черт! Чуть было не уснул. Хорош бы был! От одной смерти ушел и сунулся в лапы нелепой».

Стручков сел, придвинулся к стенке воронки, протер глаза и вслух сказал себе: «Спать нельзя. Замерзну. Только бодрствовать! Победить сон». Сон теперь оказался для него врагом номер один.

Рассвело. Задула поземка. И наши и вражеские окопы молчали. Прошел час, и где-то у противника стало бить одно орудие. Через несколько минут ему ответило наше. Началась артиллерийская дуэль. Она вскоре переросла в батарейную. «Теперь скоро кончат». И Стручков угадал. Стрельба кончилась неожиданно, как и началась. Недолго продолжалась и метель. Крепчал мороз. Стручков стал мерзнуть. Он тихонько здоровой ногой стучал по ступне раненой, усиленно шевеля пальцами ног. Грел руки в кармане и за пазухой, тер щеки. Расстегнул шинель, покрепче натянул на себя ее полы и затянулся ремнем. Стало теплее, но ненадолго. К спине, бокам снова пробрался холод. Хотелось есть и еще больше лить. Жажду утолил снегом. Снова подкрался сон. Никогда раньше Стручкову не приходилось так бороться со сном. Он отбивался от него всеми силами. Кусал губы, терся лицом о снег...

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза