В двух битвах

— Почему молчим? Что смотрите так на меня? Не знаете? Хорошо, скажу. Я заместитель командира дивизии по политчасти, только сегодня прибыл к вам. Фамилия моя — Золотов, звание видите — полковой комиссар. Жена, дети есть, вот и все. Вопросы будут?

На суровых, обветренных лицах солдат появилась добродушная улыбка. Ответили сразу несколько человек:

— Вопросов нет. Теперь все ясно.

— Вот и хорошо, — опять заговорил Золотов. — А то вот ефрейтор, — он указал рукой на стоявшего возле него парня, поедает глазами меня и ничего не говорит. Ну, да это к слову. Как воюем? Мины есть?

— Воюем, как полагается, товарищ полковой комиссар, наконец заговорил низким баритоном детина-ефрейтор. — Фрицев бьем везде, куда ни приходим. Теперь, говорят, надо антонесковцев познакомить с нашей пропиской. Ну а коли надо, знакомство состоится, только бы не обкладывать в долгий ящик. А что касается мин, то они у нас есть. И перебоя у нас с ними не замечается. Когда надо, на руках тащим, а без них не остаемся. Нельзя.

— А как фамилия твоя? — осматривая добродушным взглядом ефрейтора, спросил Золотов.

— Афонин, товарищ полковой комиссар.

— А родом-то откуда?

— Челябинский. Родился и там же в люди вышел. Вместе с батькой на заводе слесарил.

— Воюешь-то давно?

— С первых дней, отрывался только в госпитали. Три раза фрицы «прививку» делали. Теперь иммунитет приобрел и думаю до Берлина без пересадки добраться.

— Прямо до Берлина, а если дальше?

— Дальше не противопоказано. Вполне можно, товарищ полковой комиссар, а ближе нет, не соглашусь. Расчета полного может не получиться.

— А силен ты, братец, как я посмотрю на тебя. — Золотов подошел к нему поближе и потрогал его руку повыше локтя. — Небось миномет за милую душу вместе с плитой таскаешь?

— По-всякому бывает. Иногда и мин еще прихватишь. Все обстановка определяет.

Николаев, отозвав тем временем в сторонку парторга батареи и беседуя с ним, прислушивался к разговору Золотова с минометчиком. Полковой комиссар угостил солдат махоркой, спросил, как дело с питанием, посмотрел на обувь, окинул взглядом боезапас и ушел, как близкий им человек. Умение находить общий язык с солдатами, расположить их к себе — положительная черта характера Григория Андреевича Золотова быстро была подмечена Андреем. Так запросто, непринужденно и располагающе говорить с солдатами — немалое искусство и прекрасное качество любого командира вообще и политработника в частности.

До глубокой ночи замкомдив и начподив пробыли в Клетской. Побывали во всех полках. Вместе с командиром 74-го гвардейского полка Осечковым заглянули в батальон, который изготовился ночью первым сменить части, занимавшие передовые позиции. Замеченные недочеты в маскировке, питании и материальном обеспечении готовящегося наступления тут же на месте устранялись.

На дворе стояла глубокая ночь, когда Николаев возвратился в свой блиндаж. Виктор Куликов не спал. Он готовил очередное политдонесение и поджидал возвращения начальника.

— Интересно, какое впечатление на вас произвел новый замкомдив по политчасти, товарищ начальник? — встретил Николаева инструктор по информации.

— Слишком рано еще судить о человеке, с которым общался всего несколько часов. Если же говорить о первом впечатлении, то в целом оно неплохое. Опытный. Умеет быстро нащупывать кратчайшую дорожку к сердцу солдата. Простой, общительный. Дело у него пойдет.

Куликов тут же завладел блокнотом начподива. Ему как раз и не хватало его для подготовки политдонесения. Николаев сказал:

— Жидковат сегодня. Больше слушал и очень мало делал пометок. Но кое-что есть.

— Вот этого «кое-что» мне как раз и недостает, — засмеялся Куликов.

— Если так, то не больше как дежурным будет наше очередное донесение, — заметил начподив. Он настолько устал, что ноги с трудом держали его. Быстро раздевшись, лег на походную раскладушку и тут же крепко уснул.

Утром Николаев проснулся от сильного грохота. Когда раскрыл глаза, то кругом все дрожало. Вблизи блиндажа взрывались стокилограммовые бомбы. Осколки глухо ударялись в дверцу блиндажа.

Николаев, встав, глянул в маленькое окошечко, пристроенное трудолюбивым и смекалистым на эти дела ординарцем Зарей. Чуть-чуть начинал брезжить рассвет. Виктор Куликов как ни в чем не бывало сидел в накинутой на плечи шинели за маленьким складным столиком, обрабатывал незаконченное вечером политдонесение. Взглянув на начподива, сказал:

— И вас разбудили?! Сегодня рано что-то они проснулись. С полчаса, наверное, как обрабатывают перелесок. А последний раз так сыпанули и с таким раздражающим свистом шли на нас бомбы, что подумал — амба. И что они свирепствуют? Или наше прибытие им удалось установить?

Засвистели бомбы. Куликов бросился на пол, инстинктивно прижимаясь к стене. Средние бомбы шли, видно, кучно. Зловещий свист их нарастал с каждой долей секунды. И снова около блиндажа раздался оглушительный треск, задрожала земля, запрыгала под Андреем койка, малюсенькое окошко вылетело, коптилка погасла, сверху посыпался земляной дождь. В нос Андрею поползла горькая пороховая гарь.