В двух битвах

— Учтите, нам необходимо сейчас непрерывно преследовать противника. Не давать ему времени закрепиться на выгодных рубежах... А драться вы умеете. Я в этом убедился. Особенно ночью. Фашисты моряков тоже оценили. Дня два назад мы допрашивали пленного офицера. Так он говорит, что флотские даже по ночам снятся. И не знаешь, откуда их ждать... Только не зазнавайтесь. Лучше пойдут дела. Мы решаем важную задачу: перерезая коммуникации врага, загоняем в котел целую 16-ю армию. Это не шутка!

Вечером, перед выступлением, стало известно, что наша отставшая артиллерия на подходе к Каменке. Эта весточка для меня оказалась особенно приятной, и вот почему. Из-за больших заносов бригадная артиллерия и тылы сильно отстали. Отсутствие артиллерии, задержка с подвозом боезапаса и питания могли свести на нет боевые успехи бригады. Потребовались срочные меры. Выделять для этой цели матросов мы не имели возможности. Поддерживать дороги могли только местные жители. Но для организации этого дела нужен был расторопный человек. Выбор наш пал на Иконина. Признаюсь, запавшие в душу зерна сомнения в этом человеке меня тяготили. Хотелось быстрее проверить его на ответственных заданиях.

Старший политрук принял поручение с подъемом, заверил, что теперь дорога будет постоянно расчищаться. И теперь, когда я узнал о подходе тылов и артиллерии, я рад был убедиться, что Иконин нас не подвел.

В Каменке мы впервые встретились с партизанским отрядом. Сухиашвили и Муравьев разговаривали с их командиром а я вышел на улицу. Около дома было шумно: наши автоматчики обнимались с бородачами, жали друг другу руки, взаимно Поздравляли с победой. Партизан было человек двадцать. Я представился, спросил:

— Что говорят о наших моряках?

— Целые легенды по селам ходят, — ответил мужчина с окладистой русой бородой, в шапке-ушанке с красной ленточкой спереди. На нем был поношенный дубленый полушубок, засаленные ватные брюки, забранные в валенки, на груди висел трофейный автомат. — Здорово вы турнули басурманов. Вы теперь, можно сказать, в огромном «почете» у них.

— Давно воюете? — поинтересовался я.

— А как припожаловали, так и подались в лес. Путаем карты за милую душу! Как кости в его горле застряли. Давиться начал. Трижды пытался окружить — не получилось, избавиться от нас так и не смог. Кишка слаба! Позавчера обоз у них отбили. Одного оружия захватили столько, что на две зимы хватит воевать.

Наш разговор с партизанами прервал вышедший от комбрига командир отряда. Только что сообщили о тяжелом ранении комиссара противотанкового дивизиона старшего политрука Алексея Казакова. Я решил сейчас же его навестить.

Деревушка, где дивизион разбомбили фашистские самолеты, находилась поблизости от Каменки. Я добрался до нее на коне. Казаков находился в крайнем доме, около которого стояла уже санитарная машина. Врач только что закончил перевязку.

— Ну, как он?

— Рука... Не знаю, удастся ли ее спасти, — ответил хирург. Казаков лежал на широкой скамейке. Меня он сразу узнал. Глаза его посветлели.

— Накрыло вот, — виновато сказал он. — И в самое что ни на есть неподходящее время! И бывает же так. Вчера из такого переплета вышел невредимым! А сегодня... шальным осколком.

— Не огорчайся! Могло быть хуже.

— Да, конечно. А все-таки досадно. В тыл отправляться сейчас совсем некстати.

Вскоре мы попрощались. Горько мне было расставаться со своим другом.

О вчерашнем «переплете» Алексей мне сказал всего несколько слов. Только позже я узнал о том, что произошло в тот день. Алексей Казаков возвращался из медсанбата, где он навещал раненых. Перед выходом ему сообщили, что его противотанковый дивизион снялся с короткого отдыха и продолжил наступление. Желая быстрее догнать своих, он двинулся на лыжах через лес. Сопровождал его сибиряк, в прошлом охотник, дивизионный связист Филинов.

Они шли в шинелях, с автоматами на груди и оживленно беседовали:

— Ш-ш-и-и. Сюда, товарищ комиссар! — прервав комиссара, Филинов увлек его за старую, разлапистую ель. Казаков увидел осторожно пробирающихся по лесу людей в маскхалатах, с немецкими автоматами на груди. Их было семь.

— Гитлеровские разведчики или диверсанты. Надо задержать! — решил Казаков.

Филинов ловко устроился за пнем по соседству. Когда лыжники приблизились, Казаков крикнул:

— Стой!

Все семь упали в снег. Казаков и Филинов дали по длинной очереди.

«Так, так, — соображал Алексей, — двух вывели из строя. Пятеро укрылись за деревьями. Теперь не дать им расползтись».

— Филинов, бери на себя трех слева, — приказал он, — а я двух справа. Патроны береги. У нас лучше позиция. Но у них есть гранаты.

— Смотрите-ка, товарищ комиссар, один из «ваших» начал отползать!

Казаков выстрелил. В ответ получил три очереди. Около ели прозвякали хлопки.

— Разрывными бьют! — предупредил Алексей. Первый фашист перестал двигаться, зато второй осторожно, стараясь не отрываться от снега, пятился назад. Но только плечо гитлеровца на миг приподнялось, Алексей выстрелил. Фашист замер. Другие в ответ выпустили две длинные автоматные очереди по ели, за которой укрывался Казаков.