Унтер-офицер и другие

— Знаю, но все же… чем скорее решишься, тем лучше. — Он пододвинул табурет, на котором сидел, поближе ко мне и продолжал: — Фери, послушай меня… Товарищ майор был с тобой краток, у него много других дел. А вот я хочу поговорить с тобой более обстоятельно. Я обошел все село. Сейчас в нем тихо, очень тихо… А все это потому, что люди еще не поняли всего, что произошло. Они еще пребывают в страхе, так как фронт пока недалеко от нас ушел… Ференц Кота только что сказал: «До этого у нас в селе стояли солдаты и сейчас стоят, так что ничего нового нам ждать не приходится». Видишь ли, люди не понимают, что советские солдаты — это совсем другие солдаты. Они принесли нам свободу. А люди сомневаются, не зная, что будет завтра. Им не ведомо, останутся ли те, кто к нам пришел, или на их место могут прийти другие. Людей нужно расшевелить! Наша задача в том и заключается, чтобы вдохнуть в них веру в лучшее будущее.

Я с недоумением посмотрел на Жигу, так как был далеко не уверен в том, что в моих односельчан можно вдохнуть веру. Как это сделать? Они ведь не привыкли доверять нам. Те, кому они верили до этого, сбежали на запад: судья, нотариус, господа. Их слова были для жителей нашего села все равно что закон — неважно, хороший или плохой, но закон. Что же мы можем им сказать? Как заставить их поверить нам? Этот Мольнар, пожалуй, чересчур самонадеян, но он, быть может, и сам того не понимает.

— А что могут сделать какие-то два человека? — спросил я просто так, лишь бы что-нибудь спросить.

— А зачем вы вчетвером уходили из села с оружием в руках?! — набросился он на меня. — Да еще тогда, когда никто не решался напасть на нацистов?..

Наступила небольшая пауза. Жига немного успокоился, а потом продолжал:

— Как-то надо начинать. А для начала и два человека — это уже хорошо… А потом появятся и другие люди. Шевелись, Фери, шевелись! В первую очередь необходимо установить порядок в селе — чтобы люди видели на улице венгерских блюстителей порядка! Понимаешь ли ты, что это такое? Пойми, как только люди это увидят, они не будут бояться выходить на улицу… Страх у них пройдет, и мы получим подкрепление… А сейчас они сидят по домам и трясутся от страха. Их нужно воодушевить! Тот, кто старается, достигнет желаемого! Если же мы не сделаем этого, то сделают другие. Я имею в виду господ. Ты не думай, что они добровольно расстанутся со своим богатством. Почему, собственно, началась эта война? Из-за них она и началась. А если они опять придут к власти, то еще сильнее сожмут нам глотку. Пойми, нам нужно опередить их в захвате власти. Это сейчас самое важное. Нужно сделать так, чтобы вся сила и власть были уже в наших руках, когда они опомнятся.

Жига встал и возбужденно заходил по моей маленькой комнатушке.

— Ты что-нибудь слышал о классовой борьбе? — спросил он меня. — И о власти народа?

— Ну как тебе…

— А о роли партии? О коммунистической партии? — Не дождавшись от меня ответа, он продолжал: — Ну, хорошо… — И посмотрел на часы: — Принеси-ка мне кусок хлеба, если есть, а то я сегодня ничего не ел.

Я сбегал на кухню, принес оттуда кусок хлеба и сала.

Мольнар сел к столу и, вынув из кармана перочинный ножик, начал есть.

Потом мы с ним еще долго беседовали, стараясь говорить тихо, так как час был уже поздний и все наши легли спать.

Распрощались далеко за полночь. Я проводил Мольнара до калитки. Снег скрипел у нас под ногами.

«Видимо, морозец ударит», — подумал я.

14—15 декабря 1944 года

Утром я спросил Йошку Козму, пойдет ли он ко мне работать, если я стану начальником местной полиции.

Йошка ответил согласием, заметив при этом, что давно уже мучается от безделья и очень соскучился по работе.

Йошка — спокойный, хороший парень. Тихий, но настойчивый. Он не гнушался никакой работой, пока жил у нас: и дров нарубит, и печку растопит, и воды из колодца наносит. И все это делал с такой охотой, что у меня даже сердце щемило, так как я знал, что этим Йошка хотел в какой-то мере отблагодарить нас за гостеприимство. Спал он на кухне на соломенном матрасе рядом со мной. Когда я смотрел, как Йошка рубит дрова, мне ничего не оставалось, как брать топор и идти помогать ему, потому что мне вовсе не хотелось, чтобы он чувствовал себя у нас работником.

— Невеста у тебя есть? — как-то спросил я его.

Он махнул рукой.

— Есть, только нездешняя она. Из Сексарда. Когда служил в солдатах, с ней и познакомился… Но когда я смогу съездить в Сексард?

— Придет время — съездишь, дружище, — пытался я успокоить его. — Подожди немного.

«Выходит, у бедняги никого из близких не осталось на этом свете», — подумал я.

Посмотрев на часы, я заспешил в комендатуру к майору Головкину.

В конце улицы Уйшор я заметил двух советских патрульных с повязками на рукаве. Оказалось, что они собирают народ на работу. Мне они тоже сказали:

— Давай, немного поработай!

Я, как мог, начал объяснять им, что ни на какие работы я, к сожалению, пойти не могу, так как спешу к майору. И тут я вспомнил, что у меня в кармане лежит пропуск, который мне выдали в комендатуре.