Я мысленно ругал себя за то, что в тот момент не чувствовал ни радости, ни особого волнения. Мне, попросту говоря, захотелось спать, так как в тепле меня разморило.
Посреди комнаты стоял длинный стол, а на нем — телефон и жестяной чайник с горячим чаем. Тут же лежали какие-то бумаги и топографические карты. В горящей печке весело потрескивали дрова. Около печки стоял высокий седой офицер и сушил шинель. Сначала я подумал, что это и есть тот самый майор.
Кроме седого в комнате находились еще три офицера. Один из них коренастый, круглолицый, с выступающими зубами, отчего лицо его имело такой вид, будто он все время смеется. Рядом с ним, слегка раскачиваясь вперед-назад, стоял худой черноволосый офицер. Третий офицер был темноволосый, большеглазый, с румяными щеками. Над верхней губой у него красовались маленькие элегантные усики.
В конце стола сидели двое гражданских. Одного из них мы знали: это был Жига Мольнар. Он работал столяром на судостроительном заводе. Вместе с ним я обычно ездил в Будапешт утренним поездом. Последний раз я видел Жигу месяца два назад. Вторым гражданским человеком, сидевшим у стола, была худенькая девушка лет двадцати, которая смотрела на нас горящими глазами.
Над столом висел портрет человека с усами в военной форме. Я начал ломать голову, пытаясь понять, кто бы это мог быть, но так ни до чего и не додумался.
Старый Келемен все время без умолку что-то говорил. Казалось, его речи и конца не будет.
— Хорошо, хорошо, — перебил его офицер с усиками и даже махнул рукой. Он встал и вышел из-за стола.
«Так вот какой этот майор! Самый молодой, — мелькнуло у меня в голове. — А кто же тогда седоволосый? Если судить по его внешности, ему положено быть главным».
— Майор все знает, — скороговоркой начал объяснять нам Келемен. — Все-все знает. Я ему еще рано утром про вас рассказал и о том, как вы разделались со свиньей мельником… Так что ничего не бойтесь, ребята, майор — замечательный человек!
Майор снова махнул на Келемена рукой, желая остановить старика, но не тут-то было: тот все сыпал и сыпал словами. Даже позже, когда ему пришлось переводить нам слова майора, он переводил так, что получалось очень длинно, так как старик обязательно добавлял к словам русского майора что-нибудь от себя. Стоявшие в комнате офицеры добродушно посмеивались над ним.
Майор по очереди протягивал каждому из нас руку и приятным грудным голосом представлялся:
— Головкин…
Значит, это был майор Головкин.
К нам подошел Жига Мольнар и с улыбкой сказал:
— Хорошо, товарищи, все хорошо.
Вид у Мольнара нездоровый: лицо — одни кости да кожа, глаза ввалились. Тогда мы еще не знали, что нилашисты арестовали его, когда он был на заводе, и бросили в концлагерь, где он, видимо, и погиб бы, если бы части Советской Армии не освободили его.
Худенькая девушка, показывая на нас рукой, что-то рассказывала майору. Выходит, она тоже умела разговаривать по-русски.
Майор смотрел на нас с явным любопытством.
Затем девушка встала и, подойдя к нам, начала благодарить нас на ломаном венгерском языке.
— За что вы нас благодарите? — удивился Фекете.
Оказалось, что эта девушка — чешская коммунистка. Тот парнишка в телогрейке, которого гитлеровцы расстреляли на наших глазах, был ее брат. Группа, в которую он входил, пыталась бежать от нацистов в районе Дунафельдвара. Но перейти линию фронта там им не удалось. Их поймали и повезли в Будапешт, а по дороге и произошло то, чему мы стали невольными свидетелями.
Девушка теперь работает в русской комендатуре, так как немного говорит по-венгерски.
Майор угостил нас папиросами, дал всем огонька и, что-то проговорив, рассмеялся.
— Он спрашивает, — с улыбкой начал переводить нам слова майора Келемен, — вчера вечером вы, наверное, здорово перепугались, да? Сначала вы всыпали нацистам, а когда пришли русские, вас самих арестовали… Он говорит, что вы, должно быть, решили, что теперь вас без остановки отправят в Сибирь? Товарищ майор хорошо знает, что нас всех на протяжении многих лет пугали этими ужасами…
Я опустил голову, вспомнив, что такая глупая мысль действительно приходила мне в голову. Хоть на миг, но все же приходила.
Майор стоял и улыбался.
Затем настала наша очередь представляться. Мы называли свои фамилии, а черноволосый офицер записывал их на каких-то небольших бумажках. Майор при нас подписал эти бумажки, поставил печать и вручил их нам.
— С этими пропусками можете ходить куда угодно, — объяснил нам Келемен, — с ними никто вас не задержит. Ну вот видите, — добавил старик уже от себя лично, — я же вам говорил, что майор добрый человек… Теперь вы даже вечером можете выходить из дому, несмотря на комендантский час. Остановит вас патруль, а вы пропуск предъявите и в ответ услышите: «Пожалуйста! Пожалуйста!»
Майору снова пришлось успокаивать словоохотливого старика.
— А теперь, — посмотрел на часы майор, — чем бы вы хотели заняться?
— Этого мы и сами не знали.