Унтер-офицер и другие

Пошли дальше. Я протер глаза носовым платком, не очень чистым правда, но что поделаешь: другого у меня нет.

— Оставь их в покое, не три, — посоветовал Козма. — Прослезишься, и все пройдет.

Пройдя еще несколько шагов, Бубик остановился и сказал:

— Зарядим оружие, нам это не помешает.

Мы зарядили оружие и закурили последнюю сигарету. Теперь нас мучила не только усталость, но и голод.

— А ведь в погребе у нас и сало есть, и хлеб, — вздохнул Козма, — а мы тут от голода мучаемся.

— Сейчас там вроде бы все затихло. — Бубик показал рукой на юг. — Попробуем снова добраться до лесника.

«Да-да, к дому лесника! Если мы до него дойдем, то сразу же окажемся вроде в раю. Еда у лесника есть, в доме тепло. Жена лесника даст нам по одеялу…»

— Пошли скорее!

Смеркается. На лес опустился серый туман. Ветер шелестит голыми ветками. Мы идем все медленнее и медленнее. Мы так устали, что останавливаемся через каждые двадцать — тридцать шагов. Остановимся, прислонимся к стволам деревьев и вслушиваемся в тишину.

В конце концов мы вышли на поляну, где стоял домик лесника.

Бубик пятится назад и шепчет:

— Боже мой!

На самой опушке лежит женщина. Она не шевелится. На ней клетчатое фланелевое платье, все перепачканное грязью. На лице и шее засохла кровь.

Да это же добрая жена лесника… А шагах в пяти от нее лежит и сам лесник. Лежит он на животе, раскинув в стороны руки, пальцами вцепившись в землю. Спина его буквально изрешечена пулями: зеленая куртка из искусственной кожи разорвана…

Что здесь произошло? Кто посмел зверски убить этих людей, не имевших никакого отношения к войне?

Стены дома исчерчены пулями и осколками, окна вылетели, видимо, от удара взрывной волны, а весь дом страшно закопчен. Неподалеку от дома — убитый гитлеровец, чуть поодаль — другой. Еще один сидит, прислонившись спиной к стене, безжизненно уронив голову на грудь…

Было тихо. Из дома не доносилось ни звука.

Бубик вопросительно посмотрел на нас, словно спрашивая, входить ли в дом.

Мы вошли. В кухне осколки стекла и полно дыма. На полу в самых различных положениях лежат трупы гитлеровцев. Я насчитал пять. В комнате еще два трупа. Гитлеровцы, по-видимому, погибли в ходе ночного боя.

Между тем стемнело еще больше.

Бубик вздохнул:

— Как по-вашему, что здесь произошло? Я так думаю, что гитлеровцы решили остаться в доме и потому выгнали из него лесника с женой…

Мы поспешили выйти из дома.

Бубик шел не оглядываясь, низко опустив голову и согнувшись, будто нес на спине тяжелый мешок.

Через несколько шагов мы споткнулись о труп гитлеровца, но прошли мимо, даже не забрав у него пистолет, который он зажал в руке. Шли, машинально переставляя ноги, все еще никак не оправившись от потрясения, связанного с гибелью лесника и его жены.

Когда мы вышли на опушку леса, там тоже было тихо. То тут, то там в самых неестественных позах валялись трупы гитлеровцев. Земля вокруг двух сгоревших танков была черной, пахло гарью.

Фекете остановился и скорее простонал, чем проговорил:

— Не могу больше… сил нет…

— Нужно, — коротко бросил Бубик.

Однако учитель не двинулся с места, а лишь замотал головой. Козма тоже остановился, оперся на винтовку.

— Если доживем до утра, значит, доберемся до погреба, — сказал он.

Однако Фекете в самом деле уже не мог идти самостоятельно. Пришлось Бубику, который устал не меньше нас, вести его, поддерживая за талию.

Прошло несколько мучительно долгих часов, прежде чем мы с огромным трудом добрели до нашего подвала.

Козма, тяжело дыша, засмеялся прерывающимся смехом:

— Ничего не понимаю… ха-ха-ха!.. Полмира сгорело или разбито… в пух и прах… а эта дыра, замаскированная кукурузой, стоит себе, как ни в чем не бывало… ха-ха-ха!.. Ну что вы на это скажете? Что?!

Бубик чиркнул спичкой, осветив на миг черное пятно двери, ведущей вниз, и раскинувшегося поперек входа мертвого немца.

Мы спустились вниз по лестнице и, обессиленные, моментально уснули, повалившись на свои подстилки.

12 декабря 1944 года

На следующее утро нас всех разбудил Фекете.

— Ребята! — закричал он. — Тихо как, нигде не стреляют!

Мы выскочили из погреба. Шел густой и пушистый снег. Он укрыл всю землю легким одеялом. Но самым главным, что нас особенно порадовало, была тишина. Не стреляли пушки, не ухали мины, не трещали автоматы, не щелкали винтовки, не слышно было ни криков, ни стонов. Тишина, полная тишина!

Мы, как дети, бросились обнимать друг друга, что-то выкрикивали, бросались снежками.

— Ребята, выжили!.. — На глазах учителя заблестели слезы.

— Солдаты Кошута! — громко и как-то по-особому торжественно крикнул он. — Приготовиться к построению! И шагом марш в Варьяш!

Мы почти обезумели от радости. Бубик затянул какую-то песню, мы подхватили: нам было все равно что петь, лишь бы петь, лишь бы как-то выразить свою радость.

— О небо! — изумленно воскликнул Бубик, поглядев на часы. — Долго же мы спали! — Он засмеялся: — Мы так долго бродили по лесу, что во всем селе будем самыми последними, кто узнает об освобождении!