Унтер-офицер и другие

К счастью, рана у Гриши оказалась не опасная. Ни одна из пуль — а их было две — не задела кости, но рана причиняла Грише страшную боль. После перевязки Гриша почувствовал себя значительно лучше и жадно выкурил сигарету, которую ему сунул в рот Сийярто.

— Я вижу, унтер-офицер, — обратился прапорщик к Мольнару, — несмотря ни на что, ты добрый человек. Я бы даже сказал, гуманист.

— Перестань шутить.

— Я это серьезно говорю. В конце концов, факт остается фактом. На тебя в любой беде можно положиться.

— Я просто-напросто стараюсь сохранить в порядке свой документ.

— Что?

— Сийярто сказал мне, что, когда сюда придут русские, мне достаточно будет передать им этого сержанта.

Сийярто глубоко вздохнул и поднял вверх указательный палец правой руки. Он это делал в тех случаях, когда собирался о чем-то поспорить.

В этот момент Гашпар просунул голову в полуоткрытую дверь и весело доложил:

— Господин унтер-офицер, жратва готова. Стол накрыт в большой гостиной. Свечи тоже зажжены.

— А жалюзи на окнах опустили? Не дай бог, сюда ввалятся представители обеих армий!

— Опустили.

— Хорошо. А ворота заперли?

— Да.

— Правильно. Тот, кому захочется сюда войти, должен будет вовсю стучать. А мы в случае опасности уберемся отсюда через запасной выход.

— Здесь так хорошо, господин унтер-офицер, что жалко уходить отсюда.

Альберт подошел к Мольнару. Привратник не собирался больше блюсти интересы господина барона, а потому даже словом не обмолвился, когда Гашпар начал прибирать к рукам столовое серебро. Альберт так проголодался, что, глядя на накрытый стол, не успевал сглатывать слюну, а глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит.

— Господа, какие напитки прикажете подать к столу? — услужливо спросил он.

Солдаты хотели выпить вина, однако сам Альберт решил про себя, что вкусные вещи, которыми они запаслись у лесника, вполне заслуживают того, чтобы вся компания выпила шампанского.

— Великолепно! — улыбнулся Галфи. — Неси шампанское.

Альберт взглянул на него и галантно, как и подобает в его звании, поклонился.

— Господа, — объявил Альберт, — я принесу вам самого лучшего шампанского!

Ужин удался на славу. Гашпар отварил огромный окорок и неизвестно где раздобыл хрен.

Каждый ел за двоих.

— А все-таки вино было бы лучше, — недовольно проворчал Фекете, немного насытившись. — От этой шипучки одна только отрыжка.

— Это от углекислоты, господин солдат, — пояснил Альберт.

— Откуда мне знать, отчего? Мне кажется, что я пил не вино, а воздух.

Мольнар рассмеялся:

— Вот твоя крестьянская душа и видна! Не бойся, больше тебе такого пить не придется.

Когда от огромного, величиной с жернов, окорока не осталось ни кусочка, Гашпар положил перед каждым по ломтю сала величиной с пол-ладони. Появился на столе и красный репчатый лук, нарезанный кружочками и сильно посоленный.

Глядя на лук, Галфи несколько секунд раздумывал, морща нос, отчего стал похож на принюхивающегося зайца, а потом потянулся к тарелке, решив, что теперь все равно от всех будет разить луком.

Вслед за салом на столе появилась домашняя колбаса, которую ели с неубывающим аппетитом, отправляя в рот большие куски. И хотя желудки у всех были плотно набиты, они готовы были есть и есть. Нервное напряжение подгоняло их, и каждый торопился, будто боялся, что если сейчас не наестся, то больше ему уж никогда не придется поесть. Жир тек по их губам, они вытирали его кусочками хлеба и продолжали есть.

Гашпар ловко орудовал перочинным ножом, отрезая от большого куска копченой грудинки тоненькие ломтики, которые он ловко отправлял себе в рот.

— Это уже не еда, — покраснев до ушей, проговорил Гашпар. — Теперь, когда мы наелись, пойдет так, одно баловство.

Однако прикончили и грудинку, а «баловство» все продолжалось. В конце трапезы Фекете поставил на стол полмешка орехов, которые он прихватил из кладовой лесничего, и высыпал их на стол. Взяв у камина дубовое полено, он начал колоть им орехи прямо на полированном столе, и никто его не остановил.

Наконец все насытились, да так, что дышали с трудом и даже время от времени тихонько стонали.

Фекете мучила отрыжка: из его переполненного желудка выходили пары шампанского.

Альберт принес толстые светлые сигары. Все закурили, удобно рассевшись в мягких креслах.

В изразцовой печке весело потрескивали ножки от стульев. Мерцающий свет свечей играл на дорогой фарфоровой посуде, бросая отблески на позолоту стен.

Тишина, тепло, обильная пища и шампанское притупили у всех чувство страха и скованности. Казалось, все опасности уже позади. Они спокойно поглядывали друг на друга и наливали в бокалы шампанское — по-дружески и предупредительно.

Сигара не понравилась Мольнару, и он закурил сигарету. Почти одновременно к нему потянулись три руки, протягивая огонь.

Гашпар так наелся, что ему пришлось проделать в ремне еще две дырки.

— Когда я попаду домой, если доведется, — начал рассуждать он, — то расскажу матери, где я однажды ел, да еще на какой посуде. Она, конечно, не поверит и скажет: «Дюри, сынок, все это тебе, наверно, приснилось. Опомнись и не говори ерунды».