Читаем Unknown полностью

А уверены ли вы, что ваша жизнь может являться мерилом чести и справедливости, и служить примером ну хоть и не пионерам, если бы они до сих пор существовали, то хотя бы вашим родным детям? Oh, really?

Но перефразируя самого известного человека в маске я сначала хотел бы пропеть в шутовском поклоне:

- И в это славное утро, вместо того чтобы описать характер персонажа, позвольте представиться:

Меня зовут Владимир. Вовка. Вовчик. Вовочка. Вован. Вовило.

Как заметила одна милая, интеллигентная барышня - с каждым надо разговаривать на близком ему языке, поэтому и мое имя в череде жизненных пертурбаций звучало по-разному.

Для мамули я был Вовочка. Для «попкаря» в СИЗО №8 я был Юргель Владимир Владимирович ст.317 ч.2.

Для обоймы веселых и грустных, ошеломляющих и тупых, игривых и задиристых, подозрительных и опасных, обосравшихся и пускающих слюну, в порванных колготках и дерущихся собутыльников я был просто «Американцем». Ладно, вру. Иногда Вованом.

Тернистый пусть превращения романтика в нигилиста и наоборот, начался со студенческой скамьи. Хотя, какого хрена? Не было у нас в универе никаких скамеек. Парты были.

Был даже буфет на первом этаже, и уборщица Сидоровна, являлась для толпы одичалых от безделья и пубертатного бурления крови студиодизов не просто МВФ, а бери больше - Спасительницей.

В этом и есть скрытый смысл любой религии. Когда ты опустошен до дна, когда нет надежды, когда не хочется жить (что как правило и происходит при любом мало-мальски толковом бодунище), ты невольно воспринимаешь любого человека, дающего тебе на опохмелку как спасителя.

А через полчаса, вкусив амброзии, готов разбить ему голову за неосторожно сказанное слово.

Впрочем, твари и Христа-то распяли по беспределу.

Вообще, наш универ был своеобразным местом. Расположенный в здании какого-то бывшего НИИ, он являл собой странное зрелище.

По всем коридорам тянулись трубы различных размеров, которые привели бы в восторг поклонника стимпанка, на втором этаже перед дверью которая вела на лестницу, где и располагалась обитель знаний, был большой магазин, а на первом, кроме буфета и столовой для работников Министерства экономики, было еще пару лотков с книжонками и всякой чепухой. Большая стеклянная стена, с широким подоконником обрамляла холл.

Несмотря на попытки деканата хоть как-то навести порядок, полупьяные молодые люди постоянно кучковались напротив буфета. Наш декан Олег Иванович с отеческим укором выгонял припозднившихся интеллектуалов, однако вольница в универе мне чем-то напоминала Запорожскую Сечь в период рассвета.

Допуск к зачетам можно было получить за бутылочку даже не особо хорошего коньяка.

Преподы, если ты протягивал зачётку с заискивающей улыбкой и дрожащим голосом просил поставить тройку, брезгливо ставили отметку и небрежно швыряя зачетку на стол, с томным вздохом Ренаты Литвиновой произносили:

- Как вы все меня достали.

Явившись один раз поддатым в первый раз за весь семестр на «Международное право», я лихо улыбнулся преподавателю, который выглядел как усталый от жизни метросексуал, получил в ответ пару саркастических цитат, тройбас на экзамене, и после оного, распивая бутылочку недорогого коньяка, прекрасную беседу с действительно достойным человеком.

Девочки были веселые, простые и легкие на подъем. О «бодипозитиве», «айфонах», и Жермен Грир милому поколению конца девяностых дела не было совсем.

Групповая пьянка обычно проходила на берегу речки-говнотечки, которая вяло проплывала возле забора Тракторного завода.

Близость электрички давала надежду добраться до родного Борисова даже в невменяемом состоянии.

Полный надежд от которых покраснел бы даже Д' артаньян, одетый в кроссовки, которые восхитили бы Беара Гриллса, потому что мои гавнодавы выглядели довольно внушительно, в новых, китайских «Армани», с сумкой полной блинчиков с мясом, карманными деньгами, пересчитывая которые засмеялся бы даже попрошайка с Бомбея, я был готов покорять столицу страны «тысячи озёр».

Посовещавшись, и придя к выводу что молодым людям можно доверять, родители решили снимать мне и Кроту квартиру на Дражне.

Вид из окна заставил бы трепетать любого риелтора, продающего недвижимость на Манхэттене.

Хозяева оказались очень милыми людьми и приходили за данью только раз в месяц. Встреча с ними напоминала мне какой-то шпионский триллер. Звонок, дверь открывается, вопрос:

- Ну как вам, тепленько?

-Да, спасибо, тепленько.

Протягиваешь деньги. Дверь закрывается.

И новый месяц безалаберной молодой жизни обнуляется, и бренча пустыми бутылками из-под бренди «империал» несется дальше в светлое будущее.

А теперь, уважаемый читатель, что бы Вы делали, если бы оказались на месте молодого оболтуса, с короной на голове, но ленивого как жопа. Со своей, хоть и на задворках Минска жилплощадью. Страдающего от спермотоксикоза, но боящегося даже подойти к девушке. Не приученного к физическому труду, но мечтающе подтягивающего каждую ночь кресло к окну и втыкающему в звездное небо. Ась?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии