Читаем Unknown полностью

Что, впрочем, не помешало мне прийти потом как тот, кто хуже татарина, на ее день рождения, и устроив там небольшой скандальчик, попутно уходя пнуть «Мерседес» ее бойфренда, в которого на тот момент она втрескалась как девочка-фанатка в пубертатном цветении.

Пьянки были часты, пьянки были веселы.

Была ночевка в подъезде старого дома, где окна повидавшие черные воронки конца тридцатых годов прошлого века, смотрели с укором на распластанных и храпящих на муаровых ступенях будущих юристов, а Коля Рябов закрыв глаза и пребывая в прострации, под воодушевляющие крики друзей пытался отыскать на стене дверь на космодром (мы все смотрели «Гостья из будущего»).

Была феерическая драка на моё двадцатилетие, когда полукриминальный контингент моих сокурсников, состоящий из начинающих тайских боксеров, вынес телом одного бедолаги стеклянную дверь, ведущую в обитель интеллектуалов, а Димон выбежавший в майке-алкоголичке на почти тридцатиградусный мороз, несмотря на окровавленный нос жал мне руку и поздравлял с Денюхой.

Такие мелочи, как игра на губной гармошке в метро и крики: «Бабка, млеко, яйки!», драки в столовой со старшекурсниками, пьяный автостоп на троллейбусах по Минску, я даже перестал считать.

Я не склонен к старопердунской ностальгии по «былым временам», но действительно люди были как-то добрее.

Наши пьяные рожи и залихватские вопли в вагоне метро вызывали лишь улыбки. Нас ни разу не забрали в милицию.

А обвешанные мышцами представители чёрт знает каких слоев ночного населения, спокойно махая рукой звали к себе за столик, и также спокойно «без базара» оплачивали наши счета в ночных клубах.

Марина Влади в своей книги о Володе Высоцком писала:

«В Советском Союзе терпимость к пьяницам всеобщая. Поскольку каждый может в один прекрасный день свалиться на улице в бессознательном состоянии в замерзшую грязь, пьяному все помогают. Его прислоняют к стене в теплом подъезде, не замечают его отсутствия в бюро или на заводе, ему дают мелочь на пиво - "поправить здоровье". Иногда его приносят домой, как мешок. Это

- своеобразное братство по пьянке.»

Что ж с людьми то стало за последние пятнадцать лет?

Алкоголь менял всё.

Стены скромной квартирки расширялись, а разговор с Кротом изобиловал такими литературными выражениями и оборотами фраз, услышав которые Тина Канделаки была бы в восторге.

Джейсон Стетхем в сравнение со мной был просто пацан.

Я был герой. Я был покоритель галактик. Я был любимцем женщин.

О, эти женщины! Хотя as for me я не люблю слово женщины.

Девушки, девочки. Ну если как говаривал Хармс попадается хамская, пролетарская рожа - бабы.

Девочки всегда были моими спасительницами. Девочки были для меня существами с другой реальности. ОНИ. Сверхлюди.

В конце концов, «нефритовая пещерка» приносит новую жизнь на эту планету. Я, был рождён женщиной. Недостаточно?

Возможно я покажусь ненормальным, но я абсолютно уверен, что каждая женщина проживает множество жизней.

С мужчиной всё понятно.

В первый раз потрахался, женился, развёлся, уехал на Колыму, в Москву, Смоленск (нужное подчеркнуть) на заработки чтобы спрятаться от алиментов, да там и сгинул без суда и следствия.

С женщинами же не всё так просто.

Вот она девочка. Первые «критические дни», волосы начинают расти где надо и не надо, тело меняется и открывает сладость мастурбации, потом хлоп! И она уже юная девушка, которая тайно влюбляется в сорокалетнего, женатого соседа с трёхдневной щетиной, а познает тайны тела с имбецильно-восторженными сверстниками.

Еще пару лет, и с новой фамилией новоиспечённая супруга постит фотки в полупустом бассейне, а носатый бармен улыбается на заднем плане.

Еще пятёрочка, и вот с ребёнком на руках, с новой стрижкой, контактными линзами и заметно похудевшая, юная леди кардинально меняет круг общения. А мент смотрит на водительское удостоверение, выданное пять лет назад, и растерянно хлопает глазами.

Ещё пятерик, и наша дама «бальзаковского возраста» (да-да, если вы не знали, роман Бальзака назывался «Тридцатилетняя женщина»), начинает заново открывать прелесть пилатеса, мультиоргазмического секса и концепции, что в принципе и принца то для жизни не надо, пусть бы хотя бы больше её зарабатывал, да не бухал сильно.

А если вообще повезёт, то опять с новой фамилией в новую жизнь.

А мужик… А что мужик?

Я знал одного «пассажира», единственным изменением которого за десять лет, были новые джинсы, купленные на распродаже, да появившийся, далеко не сексуальный «пивной живот».

Прожив уже тридцать шесть лет в нашем лучшем из миров, я уверен на сто процентов, что девушки просто запрограммированы природой на выживание. И если случится какая-то глобальная хрень, то жизнь на Земле будет зависеть только от них.

Но словно в лихорадке, с одной стороны любуясь словно евнух-лилипут перекатывающимися ягодицами очередной студентки, и получающим от этого чисто эстетическое наслаждение, с другой, теряющейся во тьме древних инстинктов, я хотел трахаться. Жёстко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии