Unknown

Три рюмки, два стакана для запивона, и тарелка с сиротливо лежащим малосольным огурчиком. Цепанув его рукой, пожевав и тут же выплюнув обратно (чуть опять не блеванул), я впал в прострацию, но тут же словно космопилот увидевший в рубке голубой шарик на котором живет его милая Мэгги, с воодушевлением подтянул левой рукой снятые, перед тем как отрубиться, джинсы.

Я точно знал, что деньги должны оставаться. Слегка в лихорадке, как Остап Бендер перед вспарыванием очередной жертвы мастера Гамбса, я засунул руку в передний карман.

Shit! Пусто. Так, спокойно! Медленно, боясь спугнуть удачу лезем в задний карман, и представляя себя штандартенфюрером Гансом Ландой громко говорим: «Бинго!». Есть!

Достав оставшуюся после вакханалии смятую, прям какую-то тощенькую пачечку налички с вялым удовольствием начинаем её пересчитывать. Мда, здесь надо бы сделать Мхатовскую паузу и заключить с нездоровым прищуром глаз:

-Могло бы быть и хуже!

НО. САМОЕ. ГЛАВНОЕ. НА. ОПОХМЕЛКУ. ХВАТИТ! Вот-так, ребята-октябрята.

Теперь надо одеться. Медленно, оооочень медленно поднимаем свой мешок с мясом и костями вертикально над столом, и начинаем натягивать джинсы. Теперь я понимаю малолетних дурочек, которые ложась на спину и плача от бессилия пытаются натянуть узенькие джинсики. Потому что это просто б***ь какое-то колдовство. Джинсы не хотят налазить.

Нахер джинсы. Мы люди простые и Сорбонну не оканчивали, с нас и шорт хватит. Благо поздняя весна, и грачи, которые куда-то там прилетели, наверное, от сумасшедшего дома, творящегося вокруг, уже эмигрировали на Таити. Хотя фиг знает с их орнитологической стороны, какие страны им милее. Однако господа, это все лирика! Есть ли у нас чистая маечка? Ой как здорово! И даже почти не мятая.

Слегка пошатываясь выходим в прихожую. Так, надо зайти в туалет для короткого Пит-стопа. И вот, словно катану в ножны, вбив ногу в сланцы выходим на улицу. Лифт. Только лифт! С бодуна делать резкие движения, как-то спуск по лестнице, строго НЕ рекомендовано!

Подъезд ухмыльнувшись отеческой улыбкой разбитых почтовых ящиков, словно говорит

- Ну, Ну.

Домофонная кнопка, посверкивая дьявольским глазом пригласила меня на выход. Звуки весеннего двора накатили катком.

Все еще балансируя между желанием упасть без сознания и проснуться в Абу-даби, в окружении европейских шлюх с призывной улыбкой держащих позолоченный поднос с запотевшей бутылкой чего-нибудь холодненького, и отрешенным желанием чтобы все поскорее закончилось, мои, довольно кстати грязноватые, ноги потопали в сторону магазина.

Невесело достав мобилу из кармана, и убедившись, что до открытия магазина осталось 10 минут, я словно старый дед прошаркал мимо арки. Проводил глазами аппетитную Лолиту, явно спешившую в хабзу, подивился на висевший на березе чей-то рваный свитер, и уже издали увидел братву возле девятнадцатого подъезда.

Диспозиция братвой была выбрана идеально. Подъезд находился как-раз напротив магазина.

Бьюсь об заклад, что ни Винт, ни Лесун даром не ведали о «Афганской засаде», оперативно-розыскной работе или тактике ведения слежки, но чутье у них было не хуже пресловутых двортерьеров работающих на Сингапурской таможне.

Еще оставалось метров сто до логова бухаббитов, а они уже расплывшись в улыбках, которые привели бы в трепет того фраера, который хотел скушать Кота в Сапогах, закричали с каким-то даже театральным надрывом в голосе:

-О, Американец!

Да, я Американец.

Не всамделишный правда, а так. Просто как говаривал Хэнк Муди, давным-давно я был Американцем.

То бишь жил в добрых, старых Штатах. Недолго правда. Но стыдно.

Потому что страну, которая позволила мне начать жить с чистого листа (а чистить было что), я отблагодарил так, что мексы живущие в West Chicago, 1217 Kings ct, с возмущением будут лопотать на своем звучном языке еще очень долго.

Впрочем, я не об этом. А о том, уважаемый читатель, вернее о тех, кого вы каждое утро видите на лавочках возле магазинов, продающих презираемое, но такое сладостное средство забыться, о котором Бодлер как-то сказал:

«Кто не изведал вас, глубокие радости вина? Каждый, кто чувствовал потребность заглушить угрызения совести, вызвать воспоминания пережитого, утопить горе, построить воздушный замок – все, в конце концов, прибегали к таинственному божеству, скрытому в глубинах виноградной лозы.

Как величественны зрелища, вызываемые вином и освещенные внутренним солнцем! Как неподдельна и как жгуча эта вторая молодость, черпаемая из него человеком! Но вместе с тем, как опасны его молниеносные восторги и его расслабляющие чары!»

Дааа! Вот это был человечище. Шарил получше многих. Ну и что? Думаете перевелись певцы «бырла» и поэты «пластикового стаканчика» в «синеокой», а по цивильному, у такой роднай краiне как Беларусь?

Вы жестоко ошибаетесь!