Unknown

 Сегодня вечером шла постановка «Отелло» Россини. Как только в зал вошел великий герцог, заиграла увертюра, его королевское величество подошел к краю балкона и начал сам дирижировать музыкантами, неуклонно задавая ритм правой рукой, в которой он держал театральный бинокль. Бинокль он использовал, конечно, не только для того, чтобы смотреть на оркестр, но и для выявления нерадивых или неумелых исполнителей, поскольку в вышколенном оркестре Райсенбурга не смог бы выявить невнимательность или оплошность даже орлиный взор его королевского величества, усиленный длинным черным оперным биноклем, или его тонкий слух, развившийся благодаря всесторонним тренировкам.

 В Оперном театре царила идеальная тишина: когда монарх дирижирует, мир идет в Оперу, чтобы слушать. В Райсенбурге идеальная тишина была велением моды и правилом этикета. Но в перерывах между актами оперы показывали балет, и вот тогда все могли разговаривать, смеяться и делать сколько угодно замечаний.

 Великий герцог гордился точностью своих декораций и костюмов столь же, сколь и изысканным мастерством своих исполнителей. Действительно, в Райсенбурге опера была зрелищем, которое не могло не заинтересовать человека со вкусом. Когда поднялся занавес, взору зрителей предстал дом старика Брабанцио. Это была точная копия роскошных архитектурных творений Скамоцци, Сансовино или Палладио, украшавших Большой канал в Венеции. Вдали возвышались купола Собора святого Марка и величественная Кампаниле. Вивиан не мог не восхититься этим прекрасным произведением искусства, воистину, именно таков должен быть его стиль. Грея больше удивило, но не менее порадовало появление самого Отелло. В английских театрах мы привыкли видеть этого безрассудно смелого мавра в костюме его родины, но правильно ли это? Великий герцог Райсенбурга решил, что неправильно. Отелло был авантюристом, в раннем возрасте он, подобно многим иностранцам, поступил на службу в армию Венеции. Там он дослужился до высших чинов, стал генералом армии и флота, и, наконец, вице-королем любимого королевства. Разве можно предположить, что такой человек, делая столь успешную карьеру, сохранит манеры и костюм своей родины? Разве не следует признать, что в таком случае его карьера вовсе не была бы успешной? Вероятнее всего, он нарочито копировал манеры страны, в которую переехал. Вряд ли в том или в любом другом веке к мавру в тюрбане относился бы с почтением обычный христианский солдат Венеции, или возмущенные христиане хоть на мгновение согласились бы с тем, что одну из самых могущественных армий Европы возглавляет язычник, это скандал. Если даже Шейлока, который жил в своем квартале и общался только со своими соплеменниками, хватали за бороду на Риальто, что подумали бы венецианцы, ставившие своих дожей выше королей, если бы увидели, что те на равных беседуют и вручают блистательные награды Республики последователю Мухаммеда? Вот что думал великий герцог Райсенбурга по этому вопросу, интересующему англичан, и, признаю, мысли эти заслуживают внимания. Он считал, что актер, исполняющий роль Отелло, должен появиться в полном облачении средневекового венецианского вельможи - так мог бы одеваться вельможа из свиты Корнаро, Гримани, Барбериго или Фоскари.

 Первый акт оперы закончился. Баронесса сказала Вивиану, как она рада, что наконец-то опера закончилась, поскольку ей очень хочется узнать, что будет происходить в балете, она еще не поняла эту историю. Вчерашний перевод, выполненный Вивианом, очень ее заинтересовал. Грей вкратце рассказал ей историю Конрада. Она слушала очень внимательно, но никак не прокомментировала услышанное.