Unknown

7. В общих чертах строгое разграничение материального и идеального, как это ни странно, учитывая то, что для субъективного идеализма нет ничего вне сознания, легло в основу идеализма вообще, как объективного, так и субъективного. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» не случайно обратил внимание на слова Беркли о том, что «холодное», «горячее», «мягкое», «твердое», цвет, вкус и тому подобное — это «идеи», и потому они не могут существовать вне ума, воспринимающего их. Беркли в цитируемом Лениным сочинении подчеркивал, что нельзя говорить о существовании вещей без их отношения к тому, что их кто-либо воспринимает. А воспринимать здесь — означает — иметь в своем сознании определенный круг идей. Хорошо известно, что такой взгляд на мир является продолжением в определенном направлении взглядов представителей сенсуалистического материализма. Однако же в определенном отношении, при всей своей ошибочности, он имеет свою одностороннюю долю правоты по отношению к такому материализму. Эта правота заключается только в одном: идеи и то, что вне идей, это не одно и то же. Это вещи совершенно разные, друг к другу не сводимые посредством установления простого соотношения. Для субъективного идеализма Беркли и Юма между идеями и чем-то вне их есть непроходимая пропасть. Она обоснована в соответствии с фундаментальным правилом формальной логики — законом тождества: А=А, идея всегда равна сама себе, то есть идее, а не чему-то другому. Таким образом, признание материального — это противоречие, а противоречие, как известно, в формальной логике является синонимом ошибки. Таким образом, субъективный идеализм является законнорожденным детищем формальной логики. Признать внешний мир и признавать идеальность идеального можно только допустив противоречие и поставив вопрос о тождестве мышления и бытия, учитывая их противоположность. Это было сделано представителями немецкого классического идеализма, в том числе и Фихте. У него «Я» — сознание, в котором существуют идеи, порождает «не Я», противопоставляет себе «не Я» — материальный мир, которому неоткуда взяться, кроме как из «Я». То есть А перестает быть равным А и, как минимум, начинает включать в себя и «А», и «не А» («Я» и «не Я»), и поскольку «А» вместе с «не А» уже не есть «А», то ничего принципиально не изменится, если просто написать «А есть не А». Не удивительно, что Фихте от субъективного идеализма движется к объективному. Та же самая логическая схема и у Гегеля, да и в любой концепции творения материального мира сознанием. Ведь последовательный и непротиворечивый субъективный идеализм, по большому счету, не признает никакого творения, то есть появления из чего-то чего-то, что им не является, А всегда равно А. Для религиозного сознания, если оно опирается на ту же формальную логику, противоречивость творения является свидетельством того, что это чудо, неподвластное разуму человека. Но это уже другой вопрос. Важно, что логическая схема, допускающаяся и основывающаяся на противоречивости, роднит философию лучших представителей объективного идеализма с материализмом Маркса. В отличие от материализма, опирающегося на формальную логику, который в согласии с нею не признает идеальность идеального, то есть что идеальное не есть материальное, в основе решения основного вопроса философии тут лежит логика, признающая противоречие. Тут тоже А есть не А. И этим схватывается движение, превращение, творение. Вот так и получилось, что загадку тождества мышления и бытия и марксов материализм, и умный идеализм ищут в одном и том же — в творении. Только направленность этого творения другая, так как другой является ведущая, творящая сторона противоречия — материя. И таким образом ставится не только вопрос о ее субъектности, как самой себя познающей. Именно таким образом: «Философы лишь различным образом объясняли мир; но дело заключается в том, чтобы изменить его». И вопрос этого тождества становится для марксизма вопросом бытия человека-творца как полномочного представителя материи, и вопросом о том, каким образом, то есть как он сам творит все идеи, которые появляются в его сознании, изменяя общественное бытие.