Unknown

И если Уильям, уповавший на шанс личной физической мести, испытал некоторое разочарование, то генерал Хау был чрезвычайно рад такому развитию событий. Переместившись со своим штабом в большой особняк под названием Бикмэн-Хаус, он принялся укреплять свою власть в колонии. Среди старших офицеров было довольно много недовольных, которым не терпелось нанести американцам сокрушительный удар, и, конечно, Уильям одобрял эту идею. Но мнение генерала Хау было таковым, что поражение и боевые потери разобщат оставшиеся силы армии Вашингтона, а зима добьет их окончательно.

– И, таким образом, – сказал лейтенант Энтони Фортнам, озирая душную мансарду, куда поселили трех самых младших офицеров штаба, – мы – оккупационная армия. Думаю, это значит, что у нас есть право на причитающиеся удовольствия, не так ли?

– И что же это за удовольствия? – поинтересовался Уильям, тщетно выискивая место для своей изрядно потрепанной дорожной сумки, в которой в данный момент находилось почти все его имущество.

– Ну, женщины, – ответил Фортнам рассудительно. – Безусловно, женщины. И, конечно же, в Нью-Йорке имеются увеселительные заведения?

– Ни одного не видел, пока сюда ехал, – с сомнением сказал Ральф Джослин. – А я смотрел!

– Значит, плохо смотрел, – решительно заявил Фортнам. – Уверен, тут должны быть бордели.

– Есть пиво, – предложил Уильям. – Приличный паб сразу за Уотер-стрит, называется «Таверна Франсис». Выпил там пинту отличного пива по дороге сюда.

– Наверняка есть что-нибудь поближе, – возразил Джослин. – Я не собираюсь топать несколько миль по такой жаре.

Бикмэн-Хаус с обширным парком и чистым воздухом располагался в прекрасном месте, но находился довольно далеко за городом.

– Ищите и обрящете, братья мои, – Фортнам подкрутил повыше боковой завиток и перекинул через плечо мундир. – Идешь, Элсмир?

– Нет, не сейчас. Мне нужно написать несколько писем. Если найдете хоть какие-нибудь злачные места, я буду ждать письменного донесения. Причем, в трех экземплярах!

Мгновенно оставшись предоставленным самому себе, он бросил сумку на пол и вытащил небольшую пачку писем, переданную ему капитаном Грисвольдом.

Их было пять. Три, скрепленные печатью с улыбающимся полумесяцем, были от отчима – лорд Джон исправно писал ему пятнадцатого числа каждого месяца, хотя и в другие дни тоже. Одно написал дядя Хэл, и, увидев его письмо, Вилли ухмыльнулся: послания дяди иногда озадачивали, но неизменно увлекали. Последнее письмо – с гладкой печатью – было написано незнакомой, но, определенно, женской рукой.

Заинтригованный, он сломал печать и, вскрыв письмо, обнаружил две плотно исписанные страницы от кузины Дотти. При виде этого его брови поползли вверх: Дотти никогда не писала ему раньше.

И, внимательно читая послание, брови он не опускал.

– Будь я проклят, – произнес он вслух.

– Почему? – спросил вернувшийся за шляпой Фортнам. – Плохие новости из дома?

– Что? О. Нет. Нет, – повторил Вилли, возвращаясь к первой странице письма. – Просто… интересно.

Сложив письмо, он засунул его во внутренний карман мундира – подальше от любопытного взгляда Фортнама, и взял послание дяди Хэла с гербовой герцогской печатью, при виде которой Фортнам вытаращил глаза, но ничего не сказал.

Кашлянув, Уильям сломал печать. Как обычно, записка занимала меньше страницы, и в ней не было ни приветствия, ни прощания. Дядя Хэл считал, что, раз на письме указан адрес, то предполагаемый получатель очевиден; печать же дает понять, кто послание написал – а он не тратил свое время впустую, чтобы писать идиотам.

«Адам получил должность в Нью-Йорке под командованием сэра Генри Клинтона. Минни передала с Адамом несколько возмутительно громоздких вещей для тебя. Дотти посылает свою любовь, что занимает гораздо меньше места.

Джон сказал, что ты кое-что делаешь для капитана Ричардсона. Я знаю Ричардсона и считаю, что ты не должен.

Передай мое почтение полковнику Спенсеру и не играй с ним в карты».

Уильям подумал, что из всех, кого он знал, только дядя Хэл мог впихнуть так много информации – загадочной, как это часто бывало, – в такое минимальное количество слов. Ему стало любопытно: полковник Спенсер жульничает в картах или просто очень хорошо играет, а может ему сильно везет? Без сомнения, дядя Хэл специально не стал уточнять, поскольку, если это было умение или фарт, то Уильям испытал бы соблазн проверить свое мастерство – хотя и сознавал опасность систематически выигрывать у старшего по званию офицера. Ну, разве что пару раз… Нет, дядя Хэл сам был отличным игроком в карты, и если предупреждал, чтобы Уильям держался подальше, благоразумие советовало принять его слова во внимание. Возможно, полковник Спенсер не жульничал и играл посредственно, но был обидчив и мог отомстить, если проигрывал слишком часто.

«Дядя Хэл – хитрый старый дьявол», – подумал Уильям не без восхищения.