Unknown

И, крутанувшись на пятке, он пробил кулаком панель с таким грохотом, что задрожали стены. Затем вырвал руку из проделанной дыры и вылетел из комнаты. Услышав хруст и треск (Уильям задержался на площадке, чтобы выбить несколько балясин и оторвать длинные лестничные перила), я подошла к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как он замахнулся через плечо четырехфутовым куском деревяшки и швырнул его прямо в висевшую над лестницей хрустальную люстру, которая взорвалась осколками стекла. Некоторое время Вилли балансировал на открытом краю лестничной площадки, и мне показалось, что он либо упадет, либо намеренно сбросится вниз, но он отшатнулся от края и, как копье, метнул деревянный обломок в остатки люстры с таким надрывным выдохом, который мог быть стоном или всхлипом.

Затем Уильям стремглав бросился вниз по лестнице, периодически ударяя разбитым кулаком по стене, и на ней оставались кровавые пятна. Он врезался в дверь плечом, отскочил, открыл ее рывком и вылетел, будто локомотив.

Ухватившись за край разбитой балюстрады, я стояла, застыв на площадке посреди хаоса и разрушений. Крошечные радуги плясали на стенах и потолке, словно разноцветные стрекозы, вырвавшиеся из разбитого хрусталя, в беспорядке устилавшего пол.

Возникло какое-то движение: на пол прихожей внизу упала тень. Маленькая темная фигура медленно вошла в дом через распахнутую дверь. Отбросив капюшон плаща, Дженни Фрейзер Мюррей оглядела разрушения, а затем подняла взгляд на меня, ее бледное овальное лицо светилось юмором.

– Как я вижу, сын весь в отца, – заметила она. – Помоги нам всем Господь.

ГЛАВА 103

ЧАС ВОЛКА

БРИТАНСКАЯ АРМИЯ покидала Филадельфию. Реку Делавэр заполонили корабли, а между концом улицы Стейт-стрит на одном берегу и поселением Купер Пойнт на другом непрерывно сновали паромы. Три тысячи консерваторов-тори тоже уезжали из города, боясь остаться без защиты армии. Генерал Клинтон пообещал им возможность уплыть, хотя их пожитки и создавали ужасный беспорядок, загромождая причалы, переполняя паромы и занимая кучу места на борту судов. Сидя за городом в тени развесистых ветвей платана на берегу реки, Йен и Рейчел наблюдали за тем, как в сотне ярдов от них разбирают артиллерийскую огневую позицию.

Артиллеристы работали в рубашках (их свернутые синие мундиры лежали на траве в сторонке). Мужчины убирали защищавшие город пушки, готовя их к погрузке на корабли. Они не торопились и не обращали особого внимания на зрителей: теперь это не имело значения.

– Ты знаешь, куда они направляются? – спросила Рейчел.

– Ага, знаю. На север, в Нью-Йорк, в качестве подкрепления. Мне Фергюс сказал.

– Ты его видел? – заинтересовавшись, она повернула голову, и тень листвы затрепетала у нее на лице.

– Да, прошлой ночью он вернулся домой: теперь, когда тори и англичане уходят, он будет в безопасности.

– В безопасности, – скептически повторила Рейчел. – Ты хочешь сказать, настолько, насколько это вообще возможно в теперешние-то времена.

Было жарко, и, сняв чепец, она смахнула темные влажные волосы со щек.

Йен улыбнулся, но ничего не сказал. Им обоим было хорошо известно, насколько безопасность иллюзорна.

– Фергюс говорит, что британцы намереваются разрубить территорию колоний надвое, - заметил он. – Отрезать север от юга и расправиться с ними по отдельности.

– Правда? А откуда он знает? – удивилась Рейчел.

– Фергюсу сообщил английский офицер по фамилии Рэндалл-Айзекс.

– Ты имеешь в виду, от шпиона? И на кого он шпионит? – Рейчел чуть поджала губы.

Йен не был уверен, насколько низко оценивался шпионаж с точки зрения философии квакеров, но спрашивать сейчас не хотел: это был щекотливый вопрос – квакерские принципы.

– Даже гадать не хочу, – ответил он. – Парень выдает себя за американского агента, но это все может быть пустой болтовней. Никому нельзя доверять в военное время, да?

Развернувшись, Рейчел прислонилась к платану, сложив руки за спиной, и посмотрела на Йена.

– Неужели?

– Я доверяю тебе, – ответил Йен. – И твоему брату.

– И своему псу, – Рейчел взглянула на Ролло, который извивался на земле, чтобы почесать спину. – Своим тете и дяде тоже, и Фергюсу, и его жене. Кажется, это немалое количество друзей.

Рейчел наклонилась к нему, обеспокоенно сощурившись.

– Рука болит?

– Ох, да все нормально, – улыбнувшись, Йен пожал здоровым плечом.

Его рука действительно болела, но перевязь помогла. Он едва не лишился левой руки: ударом топора была рассечена плоть и сломана кость. По словам тетушки, ему повезло, что не повреждены сухожилия. Она сказала, что тело пластично: мышцы заживут, и кости тоже.

Ролло же поправился – даже следа скованности от огнестрельной раны не осталось, и, хотя его морда все больше седела, он, словно угорь, скользил сквозь кусты, усердно принюхиваясь.

Рейчел вздохнула и взглянула из-под своих ровных темных бровей прямо Йену в глаза.

– Йен, тебя что-то тяготит, и я бы предпочла, чтобы ты рассказал мне, что именно. Что-то случилось?