Unknown

«Особенно когда знаешь, что ответом будет «нет», – подумал Йен и, поддавшись внезапному порыву, обнял маму за плечи. Она слегка усмехнулась от удивления и расслабилась, прильнув к нему головой. Он почувствовал её косточки, хрупкие, будто птичьи, и у него до боли сжалось сердце.

Они так постояли, и мать ласково освободилась, чуть отодвинувшись и повернувшись к нему.

– Ещё не засыпаешь?

– Нет.

– Ну, хорошо. Тогда идём.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла сквозь мрак в противоположную от дома сторону.

Сиял полумесяц, и Йен уже довольно долго находился на улице, так что его глаза привыкли к темноте – было нетрудно идти вслед за матерью даже по спутанной траве, камням и вереску, растущему на холме за домом.

Куда она его ведёт? Или, точнее, зачем? Ибо они направились на вершину горы, к старой башне – и к кладбищу, которое находилось неподалёку. Йен почувствовал вокруг сердца ледяной холод: неужели мать хочет показать ему место будущей могилы отца?

Но она внезапно остановилась и нагнулась, так что Йен чуть не наткнулся на неё. Выпрямившись, мать обернулась и положила в его ладонь камешек.

– Сюда, – тихо сказала она и подвела его к маленькой квадратной каменной плите, вкопанной в землю.

Он подумал, что это могила Кейтлин (его сестры, которая родилась перед Дженни-младшей и прожила всего один день), но потом увидел, что надгробная плита Кейтлин лежит в нескольких футах в стороне. А эта была того же размера и формы, но… Йен присел возле неё на корточки и, пробежав пальцами по неясным очертаниям букв, вырезанных на ней, прочёл имя.

«Йекса-а».

– Мама, – произнёс он, и звук собственного голоса показался ему странным.

– Правильно, Йен? – спросила она слегка встревоженно. – Твой па сказал, что не совсем уверен, как пишется индейское имя. Но я попросила резчика написать оба. Я подумала, что это правильно.

– Оба?

Но его ладонь уже сдвинулась ниже и нашла другое имя.

«Исибейль»

Йен с трудом сглотнул.

– Правильно, – очень тихо сказал он.

Его рука по-прежнему покоилась на плоском камне, холодившем ладонь.

Мать присела на корточки рядом с ним и, потянувшись, положила свой камушек на большой камень. «Именно так ты и поступаешь, – ошеломлённо подумал он, – приходя навестить мертвецов. Ты оставляешь камень, чтобы сказать, что ты приходил; что ты не забыл».

Его собственный камень всё ещё оставался у него в другой ладони: Йен никак не мог заставить себя положить его. Слёзы бежали по его лицу, а на руке лежала ладонь его матери.

– Всё хорошо, mo duine [каштановолосый мой, гэльск. – прим. пер.], – тихо сказала она. – Поезжай к своей девушке. Ты всегда будешь здесь с нами.

Рождённые в сердце слезы курящимся фимиамом [Фимиа́м (ладан) — ароматическая смола, благовоние; вещества, сжигаемые при богослужениях. Считается, что ладан помогает разрывать связи с прошлым и может оказаться ценным подспорьем для людей, склонных зацикливаться на прошлом в ущерб настоящему. – прим. перев.] поднялись к глазам, и он нежно положил камушек на могилу своей дочери. Хранимой его семьёй.

И только много дней спустя, посреди океана, он понял, что мать назвала его мужчиной.

ГЛАВА 84

ПО ПРАВУЮ РУКУ

ЙЕН УМЕР, КАК ТОЛЬКО РАССВЕЛО. Ночь была адской: десятки раз Йен чуть не захлёбывался собственной кровью, задыхался, выкатив глаза, выгибался в конвульсиях, изрыгая кусочки своих лёгких. Постель выглядела так, будто в ней кого-то зарезали, и в комнате разило потом отчаянной, тщетной борьбы, явственным запахом смерти.

Однако под конец он лежал спокойно, его худая грудь едва колыхалась, слышалось слабое дребезжащее дыхание, похожее на царапанье розовых шипов об оконное стекло.

Джейми отошёл, уступив место рядом с Йеном молодому Джейми, как старшему сыну; Дженни всю ночь сидела с другой стороны, вытирая кровь, зловонный пот, все дурные жидкости, сочившиеся из Йена и на глазах растворявшие его тело. Но ближе к концу, в темноте, Йен приподнял правую руку и прошептал: «Джейми». Он не открыл глаз, но все поняли, которого из двух Джейми он зовёт, и молодой Джейми, поколебавшись, посторонился, чтобы его дядя смог подойти и взять эту ищущую руку.

Костлявые пальцы Йена с удивительной силой сомкнулись вокруг руки Джейми. Йен что-то прошептал так тихо, что нельзя было расслышать, и отпустил – не из-за непроизвольного расслабления, вызванного смертью, а просто отпустил, сделав то, что хотел. Его открытая ладонь вновь была обращена к детям.