Unknown

– Пойду-ка я прикажу приготовить для Вилли завтрак, ладно? – сказал он. – Отведи его в гостиную, моя дорогая, и предложи ему чаю, хорошо?

– Чай, – выдохнул Вилли с лицом человека, который стал свидетелем какого-нибудь расчудесного чуда (или услышал о нем). – Я не пил чай несколько недель. Месяцев!

Грей отправился в кухню, стоящую обособленно от дома, чтобы жилая часть не пострадала в случае пожара – в том, что такое однажды произойдет, сомнений не было. Из этой ветхой постройки выплывали аппетитные запахи жареного мяса, томленых фруктов и свежего хлеба.

В качестве кухарки лорд Джон нанял миссис Фигг – похожую на шар кругленькую негритянку. Он подумал, что женщина не смогла бы приобрести такие формы, если бы не любила вкусно поесть и не умела готовить. И оказался прав. И даже неуравновешенный темперамент этой леди и ее любовь к сквернословию не заставили Грея пожалеть о своем решении, хотя приближался он к ней всегда с опаской. Однако, услышав новости, миссис Фигг тут же отложила в сторону пирог с дичью, который стряпала, заварила свежий чай и уставила поднос снедью.

Лорд Джон ждал, пока она собирала поесть, чтобы отнести всё самому и дать Уильяму и Дотти немного побыть вдвоем. Ему очень хотелось услышать подробности, потому что, разумеется, все в Филадельфии знали о катастрофическом поражении Бергойна в Саратоге, но больше всего Грей хотел спросить у Вилли, о чем Джон Бергойн знал или что предполагал заранее. Некоторые знакомые в военных кругах говорили, что сэр Джордж Жермен заверил Бергойна, будто его план принят, и Хау отправляется на север, чтобы встретиться с ним и разрубить американские колонии пополам. По словам других – и среди них были несколько штабных самого Хау – тот знать не знал об этом плане, не говоря уже о том, чтобы давать на него свое согласие.

Проявил ли Хау упрямство и гордость, было ли это высокомерием и самонадеянностью со стороны Бергойна, свидетельствовало ли об идиотизме и некомпетентности Жермена –или все это сошлось воедино? Если бы предложили пари, Джон поставил бы именно на последнее, но его разбирало любопытство: насколько глубоко в этом замешан кабинет госсекретаря Жермена? Не оставив ни малейшего следа, Перси Бичем исчез из Филадельфии, и теперь за его дальнейшими передвижениями наблюдает кто-то другой, а о результатах этих наблюдений Артур Норрингтон (глава Черного кабинета Великобритании – прим. пер.), скорее всего, поведает Жермену, а не Грею.

Принеся нагруженный поднос в гостиную, Грей увидел, как, сидя на диване в одной рубашке и с распущенными по плечам волосами, Уильям попивает чай.

Положив серебряный гребень на колено, Дотти сидела в кресле перед камином с каким-то особенным выражением лица, увидев которое Грей чуть не выронил поднос. Вздрогнув, когда он вошел, племянница повернулась, и взгляд ее был настолько пустым, что стало ясно: она едва видела дядю. Затем что-то изменилось, и ее лицо преобразилось, как бывает, когда, моргнув, кто-то возвращается из далекой дали.

– Позволь, – сказала она, вставая и протягивая руки к подносу. – Дай-ка мне это.

Отдав поднос, Грей исподволь наблюдал за двумя молодыми людьми. Ну, так и есть: Вилли тоже выглядел странно. Интересно, почему? Буквально несколько минут назад они были радостно взволнованными и восторженно нежными по отношению друг к другу. Теперь же Дотти побледнела, но внутри нее ощущался воодушевленный трепет, из-за которого на блюдцах задребезжали чашки, когда она разливала чай. Но если Дотти стала бледной, то Вилли разрумянился, и совсем не от сексуального возбуждения – Грей почти не сомневался. Вилли выглядел, как человек, который... «Хотя, нет. Это именно сексуальное возбуждение, – подумал лорд Джон, заинтригованный: в конце концов, он был опытным наблюдателем за людьми и умел видеть такое. – Вот только объектом является не Дотти. Вовсе нет».

Интересно, какого черта они затевают? Но Грей сделал вид, что не замечает их смятения и сел, чтобы выпить чаю и послушать о приключениях Вилли.

Начав рассказывать, Уильям немного успокоился. Наблюдая за тем, как менялось лицо сына по мере повествования и когда он прерывался, Грей внезапно ощутил острую боль. И гордость – да, огромную гордость: теперь он – мужчина и стал солдатом. Хорошим солдатом. Но возникло и тайное сожаление: одного взгляда в глаза Вилли было достаточно, чтобы понять, что из них исчезли последние следы детской невинности.

Грей видел, что описание битв, отзывы о политике и индейцах оказали совершенно противоположный эффект на Дотти. С каждой минутой она все больше возбуждалась, а спокойствие и радость улетучивались.

– Я собирался с визитом к сэру Уильяму, но думаю сначала навестить Генри, – наконец сказал Грей, вставая и отряхивая хлебные крошки с полы мундира. – Не хочешь ли пойти со мной, Вилли? Может, вы оба, если уж на то пошло? Или ты лучше отдохнешь?

Брат с сестрой обменялись взглядами сообщников, в которых настолько очевидным был заговор, что лорд Джон моргнул. Кашлянув, Вилли тоже встал.