Университеты

Неспешная езда почему-то страшно меня раздражала, равно как и манера водителей непрерывно жать на резиновую грушу, пугая прохожих и лошадей звуками рожка. Вот ей-ей, к месту и не к месту, абы шумнуть!

Прохожие вели себя не лучше, отказываясь, и порой демонстративно, уступать дорогу. Особенно некоторые дамы из тех, что постарше. Оглянутся, плечиками так… р-раз! И чуть ли не чеканя шаг, вбивая зонтик в асфальт или брусчатку. Неспешно.

Извозчики так и вовсе, смотрели как на классовых врагов, чувствуя близкую смерть профессии. Но правда, дорогу перегородить пытались редко.

Слуга отворил кованые ворота, и автомобили въехали на усыпанную гравием дорожку, вкусно похрустывая шинами. Остановились у самого крыльца…

… или как это называется, когда ступеньки занимают больше площади, чем хорошая деревенская изба, и колоннада с портиками? Мраморными! Зар-раза… одно к одному всё! С навесом.

Подскочившие лакеи спешно отворили дверцы, и фырчащие машины, чадящие газолином, тронулись в сторонку с достоинством императорских яхт. Там, под навесом, уже стояло несколько авто, и усатые шофёры, затянутые в кожу и футуристического вида очки, курили с видом дипломатов.

Позабавила избыточность кожи вообще, и её неуместность в данное время. Середина сентября в Париже, время достаточно тёплое, и таскать, не снимая, кожаные куртки, шлемы и кожаные же перчатки, это перебор! Курят с усталым видом, сняв едва одну перчатку, и выглядят так, будто шофёрская их спецодежда – рыцарские латы, а бессмысленное бдение их у автомобилей едва ли не равнозначно бдению в храме при посвящении в рыцари.

– Месье… – прошелестел лакей, и я, оглянувшись ещё раз на автомобили и компанию шофёров, поспешил в дом.

– А ты переживал, – пробурчал Илья получасом позже, дефилируя по гостиной с бокалом.

– Вино? – приподнял я бровь, зная его отношение к алкоголю.

– Квас, – усмехнулся помор, салютуя бокалом.

– Однако… – изрядно удивился я.

– А я о чём?! Мы им нужны как бы не поболе, чем наоборот! – тихохонько засмеялся Военгский, – Вчера тебе весь вечо́р о том твердил, да и севодня о том же… Чево нервничать-то? Хоть с какой стороны посмотри, но здесь и сейчас мы представляем, пусть и метафорически, шахты и рудники Русских Кантонов.

– Будущие, – уточнил я, немножечко успокаиваясь.

– И што? От этого желание урвать чево, да подешевше, у них куда-то пропадёт?

– Ну да, и то верно, – отпиваю наконец глоток выдохшегося шампанского, просто чтобы смочить пересохшее горло, – квас, значица… сподобились, а?!

Стеснение в груди начало проходить, и я вдохнул полной грудью, отчего толи хрустнули рёбра, толи затрещала материя. Приём, который не вполне приём, а как бы дружеская небольшая вечеринка… хе!

А ведь правду Илья сказал, мы им как бы не больше нужны, чем наоборот! Шахты и рудники, да… а ещё мои летадлы и дальнейшие инженерные перспективы. Есть, есть идеи! Времени не хватает, и отчасти – статуса. Не хватало. Теперь попроще станет, можно будет и попробовать некоторые задумки!

Закончится только Выставка, и…

… да, я в Париже точно надолго. Буду, наверное, курсировать между Парижем и Дурбаном, ибо по большей части интересы мои в Африке. А вот интересы Кантонов требуют, чтобы я проводил больше времени в Париже!

Снять мастерскую, нанять сотрудников, а может быть, влиться самому в какую-нибудь фирму «с именем»? Не на жаловании, понятно, а как акционер… или самому? Это надо как следует обдумать!

– О чём задумался, Георг? – поинтересовался негромко подошедший Вильбуа-Марейль.

– О возможности открыть во Франции производство, – отвечаю честно.

– Н-да? – растопорщил усы генерал, – Георг… вы, кажется, передали права на летадлу Южно-Африканскому Союзу?

– У меня ещё много идей, – жму плечами с самым независимым видом.

– Летательные аппараты? Ещё? – оттянув ворот, Вильбуа-Марейль глянул куда-то в сторону, и через несколько секунд рядом появилась группа поддержки.

Пару минут спустя светский трёп ни о чём закончился, и мы, расположившись на диванах и креслах, от разговоров абстрактных перешли к конкретным. Народу сравнительно немного, вместе с нами всего шестнадцать человек, так что расселись мы довольно-таки компактно.

– … то есть… это, как вы говорите, колыбель авиации? – похоронным голосом поинтересовался долговязый, подтянутый майор, ещё недавно смеявшийся над Санькиными шаржами.

– Колыбель и есть, – в очередной раз жму плечами, взглядом выискивая лакея и не вполне понимая, чего это волнуется майор. Пузырики шампанского приятно били в нос и щекотали нёбо… да где там лакей!?

– Месье… – задумчиво сказал Вильбуа-Марейль, – а ведь мы сами виноваты. Строить планы на авиацию, не посоветовавшись с её создателем!?

– И правда, – дребезжащим голосом сказал майор, – сами же критиковали Луи Андре[53], а как дошло до дела, продемонстрировали всю ту же неуместную кастовость и желание решать все вопросы кулуарно. Что же вы предлагает, Георг?

– Я? Ничего! Право слово, это ваша и только ваша задача!