Умышленная блокировка

Мы подружились, получилось все очень просто, она подошла и пригласила к кафе. А потом она приучила меня ходить на все новые спектакли. Театр я сама не очень любила, относилась к кружку как к хобби. Но с ней было приятно, провожала, заходила в гости, пила чай и просто болтала. Я узнала, что она увлекается археологией и каждое лето ездит в экспедиции. Ей нравится сидеть у костра и петь по вечерам песни. Еще Лера пишет стихи, но никому не показывает, стесняется, а мне она их читала. А еще она читает исторические романы, про рыцарей, дам и всякую подобную чепуху, то есть для меня чепуха, но для нее это особый мир.

Я стала чаще заходить к ней, смотреть, как она играет на своей потертой гитаре, как ее губки шепчут слова. Я чувствовала в своей душе горечь, какую-то обиду на саму себя и безысходность. Дома я плакала, понимала, что это, наверное, и есть любовь. Я даже не могу ей сказать, как ее люблю, как хочется просто подержать ее руку и может даже поцеловать. Могла всю ночь проплакать. Передо мной был тупик, из которого я не видела выхода. Теперь я жалела, что не дала отрицательного ответа. Может можно все исправить, вернуть обратно? Но… Понимала, что я буду уже не та, что Лера может и не посмотрит на меня. От переживаний я просто заболела.

Неделю провалялась дома, ничего не болело, только температура под сорок и днем и ночью. Мама изволновалась, то таблетки, то чай, лишь папа понимал причину моей болезни. Он садился около меня, я прижималась к нему, и мы так долго молчали. Я снова слышала стук его сердца, он гладил мои волосы, что так сильно отросли, а потом брал книжку и читал ее вслух.

Весна наступила неожиданно, вот были грязные сугробы, и вот уже их нет, асфальт подсох, холодный ветерок, но солнце печет. Скоро экзамены и последний год учебы. Сейчас я задумывалась, куда пойти после школы? Мне нравилась психология, медицина, нравилось фотографировать. У отца я брала фотоаппарат и снимала. Так много можно показать одним кадром, не зря фотографов называют властелинами времени. Фотография как параллельный мир со своим стоп-временем.

Я продолжала ходить в театральный кружок, не могла не ходить, хотелось бросить, но каждый раз выходила на сцену и начинала играть свою роль. Лера мне улыбалась, подмигивала, хватала за руку и таскала по городу. А однажды я встретила старых друзей, еще до своего перерождения. Витька посмотрел прямо в мои глаза, я от страха чуть не убежала. Он отвернулся, даже не узнал меня. Неужели я так сильно изменилась?

Лера, Лерочка, Лерка, Лерусик, как только я не называла ее про себя. Я так и не могла согласиться с мыслью, что мне суждено быть влюбленной как за зеркалом, как из другого мира. Я могла любить, но не могла надеяться получить даже взгляда, шепота, ответной улыбки. Лера относилась ко мне как к своей младшей сестре, приглашала домой, обнимала, чмокала в щечку и все так же читала свои стихи, а потом она пропала. Ее не было в кружке уже вторую неделю, в контактах она не отвечала, телефон был заблокирован. И я решилась сама прийти к ней домой.

Вот ее дверь, невзрачная, как-то я раньше не обращала на это внимание. А вдруг она уехала и ничего не сказала? Дрожащим пальцем я надавила на кнопку звонка. Тишина, я еще раз надавила, снова тишина. Не зная, что делать, я постучалась, хотя зачем, ведь и так ясно, что никого нет. Забарабанила в дверь. Щелчок, дверная задвижка сработала, я замерла, рука повисла в воздухе. Дверь открыла Лера. Она выглядела ужасно, волосы взлохмаченные, под глазами синяки, покрасневший нос, как будто у нее сильный насморк. Казалось, она стала еще меньше, и от этого халат на ней просто болтался.

— Ты пришла? — только и прошептала она.

В ее комнате был полный бедлам. Вещи раскиданы, книги на полу, она к ним всегда так почтительно относилась, но теперь они валялись везде. Засохшие цветы, листки бумаги, кресло, плед, застоявшийся воздух и полумрак за шторами.

— Так… — только и смогла сказать я.

«Значит, хандра. Бывает. Надо лечить», — подумала я и пошла быстрым шагом на кухню. Уже через несколько минут я пришла в комнату с горячим пахучим чаем. Усадила Лерку в кресло, забрала у нее плед, так можно растаять под ним, и открыла пошире шторы и окно. Она завизжала, но ее возмущения на меня не подействовали. Через пять минут комната уже выглядела достаточно прилично. Вот цветы я уже не смогу спасти, но все же на всякий случай полила их. Лерка сидела в своем кресле и непонимающим взглядом следила за мной. Хотелось схватить ее, утащить в ванну, вымыть, выстирать, но я ограничилась только тем, что взяла расческу и начала осторожно распутывает ее волосы.

— Ты когда-нибудь любила? — спросила она меня.

— Да. И сейчас люблю.

— И как оно? — без эмоций спросила она.

— Честно? Тяжело и больно.

— Неужели, чтобы любить, надо страдать? — похоже, Лера говорила сама с собой.

— И в кого же ты влюбилась, глупенькая? — я не почувствовала никакого укола ревности. Наоборот, захотелось прижать ее и прошептать какую-нибудь чушь.