Умышленная блокировка

Она молчала, не хотела говорить, а я и не настаивала, просто расчесывала ее патлы. Ну как можно еще назвать волосы, которые, похоже, уже третий или пятый день не расчесывали, а волосы-то у нее длинные.

— Жень, — она обратилась в пустоту.

— Да.

— Поцелуй меня, просто поцелуй.

Я остановилась. Внутри все напряглось, пальцы, что держали расческу, мелко задрожали, я опустила руки. Внутри все взорвалось и образовался вакуум. Тишина, кромешная тишина, трудно представить, что мир может существовать без звуков. Но сейчас для меня наступило то самое время, когда я не слышала ничего, даже стука своего сердца.

Я стояла у нее за спиной, Лера сидела, поджав под себя коленки. Нелепый халат, похоже, он был вообще не ее, огромный и чуть свисал с плеч. Как я сразу на это не обратила внимания, но сейчас я заметила ее веснушчатые плечи. Она молчала и смотрела куда-то вперед, на пустую стену. Осторожно я дотронулась ее головы, просто так стоять не могла. Боялась это сделать, но, найдя в себе храбрости, я нагнулась и прикоснулась к щеке. Лера медленно повернула в мою сторону голову, но глаза продолжали смотреть на пустую стену. Ее по-детски надутые губки были мягкими, теплыми, нежными и сладкими. После прикосновения я почувствовала, как на моих висках напряглись венки, как кровь стала приливать к лицу, и я покраснела.

Она прикрыла глаза, ее губы потянулись в мою сторону, я нагнулась и чуть-чуть поцеловала, а потом еще и еще. Лера приподняла голову, а я все не могла успокоиться, все целовала и целовала. Мне показалось, что в этот момент я потеряла рассудок. Я просто не помню, как это произошло. Моя рука, что лежала у нее на шее, теперь была под ее халатом и гладила обнаженную грудь Леры. Я испугалась и отдернула руку. Резко выпрямилась. Мне стало стыдно.

— Извини, я не хотела, — и попятилась спиной к двери. — Извини.

Вышла в коридор и начала быстро надевать шлепанцы. За спиной раздался шелест халата Леры, и она бросилась за мной.

— Стой, стой! — закричала она. — Стой! — уже повторила у меня за спиной.

Я остановилась. Она обняла меня и прошептала:

— Не уходи, я люблю тебя, понимаешь, люблю, люблю.

Она стояла, прижавшись ко мне, и дышала мне в спину. То, что не могла сказать я, сказала она.

— Я тоже… — а что я могла сказать, ну вот что? Стало так больно и обидно за себя, но, набравшись смелости, сказала. — Я тоже тебя люблю.

Ее руки так сильно сдавили меня, что я даже екнула.

— Я знала, знала, — и Лера начала целовать мою спину.

А потом мы целовались и целовались. Ноги устали, но мы не сходили с места. Глаза, губы, волосы, нос и брови, я узнала каждый пяточек ее лица.

Так мы простояли в коридоре, наверное, час или больше. На следующий день у меня болела челюсть. И мы смеялись, прижимались, смотрели в глаза и шептались. Что шептали? Понятия не имею, что.

Что такое любовь? Это что-то огромное. Что-то между музыкой и порывом в душе, между небом и падением, между жарой и ознобом спины. Это что-то нежное и теплое, то, что рвется из тебя наружу и не дает думать. То, что наполняет тебя пением и дыханием.

Я не представляю, что будет дальше, но сейчас я любила Лерку, а она меня. Мы встречались буквально каждый день. Девичья любовь — это еще одна сторона непонимания общества, и я не хотела осуждения, не хотела взглядов и порицаний. Поэтому мы целовались там, где никто не видит, в подъезде, в лифте, за углом, в ванной и на кухне. Я могу назвать это счастьем, наслаждением, страстью, как угодно, но мы не могли друг без друга. Нехотя я уходила домой и с нетерпением ждала следующего дня.

Рано или поздно мне придется признаться ей в своей тайне, но поймет ли, примет меня такой какая я есть, или все рухнет. Я боялась этого и как могла оттягивала этот момент.

Сегодня последний день в школе, завтра каникулы. Леры в школе не было, дома тоже, я шла по городу, по тем местам, где чаще всего ходили. Случайно увидела ее в парикмахерской, она подстригла свои длинные волосы и сделала прическу каре, ну прямо француженка. Ушки прикрыты, ровная с загибом челочка, открытая шейка, чуть выпирающие ключицы. Лерка стала худенькой, ну прямо малолетка. Увидев меня, она с визгом бросилась на шею.

— Как тебе, — и потрясла головой.

— Круто.

Не заходя к ней домой, мы ушли гулять. Гложила мысль о том, что я должна все рассказать. Не завтра, так я буду уходить все дальше и дальше, а потом начну врать, нет, надо сегодня. Стемнело быстро. Найдя тихое место, я посадила Леру рядом и все ей рассказала. На душе было скверно. Она молчала, только глазами хлопала.

— Ты меня разыгрываешь? — спросила она.

— Нет.

Улыбка на ее лице растаяла, пальцы стали бестолково поправлять прическу, а потом она не попрощавшись убежала. А что я ожидала, что она скажет, мол, круто. Нет. Все кончено. Я не могла плакать, хотя очень хотелось. Но я поступила честно, поэтому испытала облегчение. С паршивым настроением я вернулась домой.

Любовь никуда не делась, она была со мной. Разве можно врать близкому человеку? Разве можно так себя защитить? Разве честно пользоваться доверием того, кто тебе дорог?