Мы прыгаем в кровать. «Он» еще твердый. Я на ней, я беру ее. Вздохи, вздохи, вздохи, стоны, стоны, стоны. Но на ментальном уровне – пустота. Внезапно она дергается, судорожно сжимает ноги, и тут же я выплескиваю из себя семя. Все прекрасно: мы вместе дошли и вместе отдыхаем. Я снова пробую зондировать ее мозг. Нуль! Чистый нуль! Ушло. На самом деле ушло. Сегодня вы присутствовали при историческом событии, юная леди. При вас погибла замечательная экстрасенсорная способность. Осталась лишь мертвая оболочка. Увы!
– А теперь я хочу, чтобы ты почитал мне свои стихи, Дэви, – заявляет она.
Понедельник, вечер, около половины восьмого. Лайза наконец ушла. Я иду обедать в ближайшую пиццерию. Я спокоен. Удар, поразивший меня, еще не осознан. Как странно, что я могу примириться с потерей. Но ведь я знал, что когда-нибудь это обрушится на меня, пошатнет, сокрушит. Знал, что буду плакать, рыдать, биться головой о стену. Однако сейчас я на удивление холоден. Идиотское состояние, как бы посмертное, словно я пережил себя. И чувство облегчения: волнения позади, процесс завершен, умирание произошло, и я выжил. Конечно, я не думал, что подобное настроение останется у меня навсегда. Я потерял что-то главное в своем существе, вероятно, вскоре прорвется боль, горе и отчаяние.
Но, кажется, со стенаниями следует повременить. То, с чем я простился, еще не ушло. Когда я вхожу в пиццерию, продавец приветствует меня равнодушно-холодной нью-йоркской улыбкой, но я отчетливо слышу его мысли: «Ага, вот он опять пришел, этот малый, который всегда просит побольше рыбки».
Слышу отчетливо. Так что мой дар жив. Худо-бедно, но жив. Всего-навсего взял отпуск. Всего-навсего.
Вторник. Ужасный холод; один из тех отвратительных осенних дней, когда каждая капелька замерзает на лету, а солнечные лучи режут воздух, как ножи. Я закончил еще два сочинения, чтобы вручить их завтра заказчикам. Читаю Апдайка. Раздается телефонный звонок. Это Джудит. Следует обычное приглашение на обед. Обычный уклончивый ответ.
– Что ты скажешь о Карле? – спрашивает она.
– Очень основательный человек.
– Он хочет, чтобы мы поженились.
– Ну и?..
– Как-то слишком быстро. Я ведь толком его и не знаю. Он нравится мне, я ужасно восхищаюсь им, но не уверена, люблю ли.
– Тогда не кидайся очертя голову, – говорю я. Мне надоели ее штучки в духе «мыльной оперы». Вообще я не понимаю, почему люди, достаточно взрослые, чтобы представить все тяготы семейной жизни, все же женятся. Зачем любви какой-то контракт? Зачем позволять государству надевать на себя наручники, давать ему какую-то власть над собой? Зачем приглашать юристов, чтобы они копались в твоем имуществе? Женитьба нужна незрелым, несамостоятельным, ничего не ведающим. А те, кто прошел через это, могут жить совместно без официального принуждения, правда, Тони? Да? Так я думаю про себя, а Джудит говорю:
– Кроме того, если ты выйдешь за Карла, тебе придется дать отставку Жерманте. Думаю, что Карл уже догадался.
– Ты знаешь про меня и Клода?
– Конечно.
– Вечно ты все знаешь.
– Сообразить было вовсе нетрудно, Джуди.
– Я думала, твоя сила ушла.
– Уходит, уходит все быстрее. Но ваши отношения видны невооруженным глазом.
– Ладно. У тебя найдется что сказать о нем?
– Он – смерть. Он – убийца.
– Ты недооцениваешь его, Дэви.
– Я заглядывал в его голову. Я видел там тебя, Джуди. Он не человек. Люди для него – игрушки.
– Если бы ты слышал сейчас свой собственный голос, Дэви. В нем ненависть, откровенная ревность…
– Ревность? Разве я склонен к инцесту?
– А разве нет? – говорит она. – Ну да бог с ним. Мне показалось, что знакомство с Клодом доставило тебе удовольствие.
– Было такое. Он внушает уважение. Кобра тоже внушает уважение.
– Да иди ты, Дэви… знаешь куда?
– Ты хочешь, чтобы он мне понравился?
– Пожалуйста, не делай мне одолжений, – прежний ледяной тон.
– А как Карл относится к Жерманте?
Пауза. Наконец она признается:
– Отрицательно. Карл привержен традициям. Прямо как ты!
– Я?
– Да! Ты такой гнусно прямолинейный, Дэви! Такой пуританин! Всю мою проклятую жизнь ты читал мне мораль. В самый первый раз, как только я легла с мальчиком, именно ты указал на меня пальцем.
– А почему он не нравится Карлу?
– Не знаю. Он считает, что Клод грешник. Эксплуататор. – Внезапно голос ее становится тихим и скучным. – Может быть, просто ревнует. Он знает, что я до сих пор сплю с Клодом. О боже, Дэви, почему мы опять ссоримся? Почему мы не можем просто поговорить?
– Это не я ссорюсь. Это не я повышаю голос.
– Но ты провоцируешь. Ты всегда так делаешь. Ты шпионишь, потом провоцируешь меня и стараешься унизить.
– Старые привычки трудно поломать, Джуди. Но я совсем не сержусь на тебя.
– Ты всегда поучаешь.
– Но я не сержусь. Сердишься ты, потому что мы с Карлом согласны относительно твоего друга Клода. Люди всегда сердятся, когда слышат то, что им не хочется слышать. Поступай как знаешь, Джуди. Если Жерманте твоя судьба, иди к нему.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное