Умирая в себе. Книга черепов

– Это нечто, – говорит она и сбрасывает джинсы. Под ними ничего нет. Бедра у нее мощные, животик сильно выступает вперед. Она растолстеет еще до тридцати. Волосы на лобке удивительно густые, разрослись в форме ромба, идущего от лона до самых бедер; плотные, аппетитные ягодицы. Внедряясь в ее плоть, я глубоко залезаю и в мозг, не оставляя ни единого тайного уголка, радуясь своей удаче. Вежливость от меня не требуется, Лайзе я не обязан ничем; она сама навязалась. Первым долгом устанавливаю, не лгала ли она мне, утверждая, что не знает Китти. Но это правда: Китти ей не родня. Случайное совпадение фамилий, только и всего.

– Я уверена, что ты поэт, Дэви, – говорит она, когда мы валимся на неприбранную постель. – Так мне подсказывает моя интуиция. Даже если ты пишешь те зачетные сочинения, главное для тебя поэзия, правда?

Между тем я шарю руками по ее груди и животу. От тела Лайзы сильно пахнет потом. Ручаюсь, она не мылась три или четыре дня. Ладно, не имеет значения. Соски ее, розовые шишечки, затвердевают, она елозит подо мной, я же продолжаю обирать ее мозг, словно вандал, грабящий римский форум. Память Лайзы открыта мне целиком. Я радуюсь, что сила моя неожиданно возвратилась. Она родилась в Кембридже, возраст – двадцать лет. Отец – профессор. Мать – профессор. Есть младший брат. В детстве была сорвиголовой. Корь, ветрянка, скарлатина. В одиннадцать созрела, в двенадцать потеряла девственность, в шестнадцать сделала аборт. Несколько лесбийских приключений. Постоянный интерес к французским поэтам-декадентам. ЛСД, мескалин, псилосибин, даже кокаин. Жерманте давал. И в постель он укладывал ее раз пять или шесть. Живые воспоминания. Мозг Лайзы рассказал мне о Жерманте больше, чем я ожидал. Он выглядел весьма впечатляюще: жесткий, агрессивный, хозяин души и тела и т. д. Но за всем этим таится и обида; Лайза была чертовски оскорблена. Неплохая девочка. Я чувствую себя немножко виноватым за то, что не спросясь забрался в ее голову. Но у меня свой интерес. И я продолжаю шарить в ее сознании, а она усаживается на меня. Даже не помню, кто вытворял такое со мной в последний раз. Лайза оказалась большим специалистом по оральному сексу. Я рад бы ответить взаимностью, но не могу себя заставить. Иногда я бываю брезглив, а она не из тех, кто быстро остывает. Ну да ладно, оставим это занятие для всяких Жерманте. Я лежал, изучая ее мозг и наслаждаясь ласками, чувствуя себя могучим, мужественным, уверенным, гордым. А почему бы и нет? Сумел же я хозяйничать одновременно и в голове и между ног. Наконец, выбираюсь из ее мозга и губ одновременно, переворачиваю Лайзу, раздвигаю ей ноги и глубоко-глубоко вхожу в узкую щель. «У-ух!» – выдыхает она, сгибая колени. И начинается игра в зверя с двумя спинами. Я пылаю, ее пыл удваивает мой. Каждое движение увеличивает наслаждение. Но затем – смешной конфуз. Хотя она еще далека от экстаза – я давно знаю, что при экстазе контакт прерывается, – но уже сейчас сигналы ее мозга становятся неустойчивыми, невнятными. Шумы, а не сигналы. Образы искажаются, расплющиваются. Я силюсь удержать их, но без толку, без толку. Лайза ускользает от меня, ускользает, под конец связь прерывается совсем. И в этот самый момент мой член внезапно становится мягким и выскальзывает из вульвы. Лайза даже вздрагивает от неожиданности.

– Ты чего? – удивляется она.

Мне нечего ей ответить. Помнится, Джудит тоже спрашивала меня недавно, не воспринимаю ли я потерю моего дара как своего рода импотенцию. «Бывает», – ответил я тогда. И вот сейчас, первый раз в жизни, метафора становится реальностью; два провала одновременно. Импотент там, импотент здесь. Бедный Дэвид!

– Отвлекся, – говорю я. Она пускает в ход все свое искусство, пытается возбудить меня кожей, волосами, губами, грудью. Ничего не помогает, отвращение становится все сильнее.

– Не понимаю, – шепчет Лайза, – ты же так хорошо начал. Или я что-то делаю не так?

Уверяю ее, что она не виновата.

– Ты великолепна, крошка. Но со мной порою такое случается, сам не знаю почему. Давай отдохнем, может быть, я вернусь к жизни.

И вот мы отдыхаем. Лежим бок о бок, я глажу ее без всякого волнения. Пытаюсь проникнуть в нее ментально. Ни единого намека! Гробовое молчание. Неужели это конец, именно сейчас? Неужели я выгорел дотла? И теперь, как обыкновенные люди, обречен общаться только с помощью слов?

– У меня есть идея, – говорит она. – Давай вместе пойдем под душ. Иногда это взбадривает.

Я не возражаю: может быть, душ и сработает; во всяком случае, она хоть смоет пот. Мы направляемся в ванную.

Вихрь ледяной воды. И успех. Ее намыленная рука оживляет меня.