Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Примерно через два месяца после своего попаданства я познакомился с Амандой и Артуром. Это было эпично: Артур засветил мне бейсбольным мячиком прямо в лицо. Я шёл по лужайке, весь такой вдохновлённый, сдавший свой первый иномирный финансовый отчёт, и вдруг мне ломают нос какой-то кожаной штукой.

И я бы рассвирепел и вконец обезумел, если бы извиняться не прибежала Аманда. Она была… Даже не знаю. Как ледяная кока-кола в запотевшей стеклянной бутылке – да на песчаном пляже, да в самый жаркий летний день. Блондинка – дерзкая, обалденно красивая, говорливая и с такой весёленькой придурью в характере. На войну с ней не пойдёшь, а вот в быту с такой весело и задорно.

А главное – у неё была какая-то сногсшибательная способность со всеми и обо всём договариваться. Идеальная коммуникабельность, всем бы такую. Её профилем были языки – маг-лингвист, понимаешь, – и это очень ей подходило. Эта фантазёрка умела материться на сорока чудовищных наречиях. И «чудовищных» тут – вполне себе научное определение.

В общем, прибежала Аманда мой сломанный нос утешать. И меня, как к нему приложение.

– Ой, – говорит, – мой парень вас поранил, пока учил меня подавать мяч. Мне так жаль!

– Может, – говорю, – в топку тогда этого парня? Я бы тебя научил без причинения вреда прохожим.

– Но ведь с причинением веселее! – захлопала ресницами она. – Как бы иначе мы с вами познакомились, мистер Иномирный, звезда университета Форван?

– О, даже так? Я уже знаменит?

– Знаменитее всех, – серьёзно кивнула эта егоза, сграбастала меня за ладошку и поволокла к Эдинброгу. – Арти! Подлечишь беднягу?

Он подлечил и сам тоже извинился. Мы разговорились.

Первые полчаса, признаюсь, я смотрел только на Аманду. Впрочем, Артур мне тоже понравился. Смешной такой, важный, как индюк, но вроде умненький. Мы с ним сразу же начали придумывать всякую фигню, а Аманда всё смеялась, смеялась… И зубы у неё были, как чищеный миндаль – ровные и белые.

В итоге мы стали дружить втроём. Они-то встречались, конечно. Я снисходительно смотрел на то, как они держатся за руки, пока мы болтаем, как иногда задерживаются за поворотом, чтобы вволю пообниматься. Думай обо мне что хочешь, Вилка, но вообще я нормальный парень, и потому, когда с Артуром спелся, Аманду себе запретил.

Ну красивая, да. И что? Мало здесь, что ли, красивых, в магическом мире? У них на третьем курсе учатся заклятьям, легко заменяющим пластику у хирурга.

Так прошёл год.

В столицу сообщили, что меня на Землю телепортировать не надо, тут останусь. Артур уже потихонечку отвергал предложения о работе на другие два королевства, которые ему регулярно сыпались: а то непорядок! У нашего правителя, видишь ли, есть такая золотая птичка, как папашка Эдинброг, который скоро мир от Тварей спасёт, а у тех двух королей никого нет из великих волшебников! Нехорошо! Артур сначала зачитывал нам приглашения вслух, а потом рвал их и таким стильным щелчком поджигал.

«Посмеялись, и хватит, – говорил он, – Ненавижу политику. Ни за что в неё не сунусь». «Ну Арти, – щекотала его Аманда, – ну ты чего! С твоим потенциалом ты бы там всех подмял! Изобрази придворного мага, а сам потихоньку встань и над министрами, и над королём, а потом над всеми королями… Власть над миром – это так сексуально!» «Созидание – это сексуально. А наш мир – это три полудохлые страны, сплошное уныние», – фыркал Эдинброг. «В моём мире стран сто девяносто семь», – намекал я. «Три страны – это даже прелестно, симпатично так, атмосферно… Я всё равно люблю власть!» – вздыхала она, наматывая локоны на мизинчик. «А я люблю тебя», – отвечал он, и я шумно изображал, как меня тошнит от их сюсюканий.

А потом всё изменилось.

Два года назад папашка Артура повесился. И начался форменный трындец. Все вдруг, как хищники, обернулись к Эдинброгу. У него реально поехала крыша – то ли от горя, то ли от ответственности, я не знаю. Он замкнулся в себе. На наших посиделках был заторможенный, как соляная статуя.

Я иногда думал: может, и ладно? Оставить его в покое, пусть побудет один пару месяцев, проживет горе как следует? Но Аманда сказала: нет, не надо, он тогда навеки в раковину захлопнется.

И мы тянули Артура, как репку. А он лишь глубже утыкался носом в землю, как будто пытаясь высмотреть там что-то, пытаясь понять, за каким фигом его отец решил уйти в неё раньше срока.

В итоге это вылилось в то, что общались мы с Амандой, а Артур был декорацией. А регулярное общение, знаешь ли, сближает.

И однажды Артур перестал быть нам нужен.

Мы начали встречаться вдвоём. Конечно, нельзя было добивать его хрупкую психику, поэтому мы делали это тайно, в таких местах, где нас бы не нашли. В лесу, в горах, на отдалённых крышах, в подземельях… Мы валялись под звёздами, обливались шампанским и кормили друг друга виноградом.

«Ты настоящая королева», – говорил я Аманде, такая она была красавица. «Не настоящая, увы. А хотела бы ей быть!..» – «Что ж, за сбычу мечт и драгметаллов!» – «За сбычу мечт!» И мы чокались и целовались, чокались и целовались.

А потом у Аманды с какой-то радости включилась совесть.