Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Артур открыл было рот, чтобы терпеливо объяснить, но, увидев шальные искорки в моих глазах, только рассмеялся. Успех! Он начинает понимать мой юмор.

– Давай сделаем паузу и отдохнём, – сказал колдун, приближаясь к заветной корзинке с едой.

Мы разложили наши мятые, а оттого ещё сильнее благоухающие припасы на алом пледе и начали жевать. Почти сразу у нас появился идейный товарищ – лохматая рыжая корова, похожая на шотландскую породу из нашего мира, вынырнула откуда-то из-за скалы. Она постояла какое-то время неподалёку, обмахиваясь хвостом и пощипывая траву. Потом мы отсалютовали ей лимонадами, и корова, вздохнув, ушла.

– Приятно поесть в хорошей компании, – хмыкнула я, как всегда после еды добродушная и разомлевшая.

Артур тоже был гармонично-благостен. Низкое солнце уже заигрывало со скалами, щекоча их то одним, то другим лучом, всё ниже и ниже. Скоро начнёт холодать. Прохлада одновременно с темнотой – вот слаженные хищники! – уже скапливались в низинах и ущельях, обдавали сердитым дыханием шею. Эдинброг уступил мне последнюю клубничку и… саму скатерть заодно.

– Накройся ей как шалью, если хочешь. Вообще наши комбинезоны греют, но…

– Кто же в своём уме откажется от шали, – понимающе кивнула я, принимая сомнительный дар.

Я обмоталась красным пледом, как плащом, и только вышитая золотая окантовка поблескивала по краям. Самой себе я нескромно напоминала «Мадонну канцлера Ролена» Ван Эйка. Этот фламандец, один из ярчайших представителей Северного Возрождения, одним из первых стал подписывать свои картины (прежде это не было принято) и усовершенствовал масляные краски так, что живописец и историограф Джорджо Вазари утверждает – он их в принципе изобрёл…

Между тем красная тряпка натолкнула меня на одну мысль касательно экзамена.

– Слушай, Артур, – пробормотала я. – А у вас тут, случайно, нет такой штуки, как коррида?..

И поскольку корриды в мире Гало ожидаемо не обнаружилось, я вновь принялась знакомить Эдинброга с «землянскими обычаями». По итогам на основе моей идеи мы придумали кое-какой план.

Когда закат дошёл до своей самой сочной фазы, мы переглянулись, узрев окружившую нас красоту, и как-то дружно решили дождаться в горах первой звезды. Или второй. Или пятой. Сколько звёзд потребуется для истинной красоты пейзажа?… В общем, мы договорились побыть тут ещё немного. А потом уже возвращаться.

Мы сели рядом, любуясь природой и Форваном, раскинувшимся под нами, крошечным, будто игрушечным. Неразличимые чёрные пятнышки – фигурки студентов – пестрели внизу, как битые пиксели на экране.

– У меня в детстве была модель университета, – вдруг сказал Артур. – Маленькая, но детальная. Окна открывались, двери. Одного не хватало – людей. Я пробовал вырезать их из дерева, слепить из глины, сложить из бумаги – получалась полная ерунда. А людей хотелось… Без людей как-то всё не то. В итоге я их создал колдовством. Это было моё первое сочинённое заклинание. Шло трудно. Считай, на ощупь. Я потратил год – я был очень упрямым ребёнком. Никто не понимал, что я делаю: ну сидит за столом, ну чертит что-то… А когда человечки ожили… Ох, – он хмыкнул. – Прелестный был переполох, знаешь ли. Я тогда понятия не имел, что это считается чудом – создать что-то новое, что-то вне книг.

Он задумчиво замолчал.

Я улыбнулась:

– Наверное, так и свершаются все великие дела? Ты просто не знаешь, что какая-то вещь считается невозможной, упрямо берёшься за дело, не сдаёшься (не видишь для этого причин), и в конце концов вселенная – лёгкая на подъём дама – пожимает плечами: а почему бы и нет?

– А почему бы и нет, – с улыбкой откликнулся Артур. Потом, помолчав: – А расскажи мне о своей жизни, Вилка?

– Хочешь понять, отчего я такая дерзкая?

– Может быть.

– Расскажу. Если ты расскажешь в ответ.

– По рукам.

24. Не только маги бывают одиноки

…Несколько часов спустя Артур приподнял бровь и самодовольно сказал:

– Не забудь закрыть рот, когда на нойдича сядем. А то мало ли что там тебе в него залетит на ходу.

Я опомнилась и захлопнула челюсть.

– С ума сойти, Эдинброг! Да ты, оказывается, нормальный человек! А не замкнутая ледышка, каким кажешься…

– Интересные у тебя критерии, – хмыкнул он. – Но вообще, как по мне, нормальность – не комплимент. Кто в своём уме захочет быть посредственностью?

– Ты не поверишь… – с усмешкой покачала головой я.

На Земле, как помнится, хотел каждый второй. Ибо шаг вправо, шаг влево от принятой нормы – расстрел. И как бы ни бились в своих местечковых войнах те или иные отклонения от шаблона, как бы ни сочувствовало им всё больше людей, а всё же… До сих пор куда лучше быть обыкновенным, выбирать проторенную тропу. Мало кто из нас по-настоящему готов столкнуться с древним, под кожу лезущим, душу вытряхивающим неодобрением – ты не такой, как мы, вали отсюда, да пошустрее, ты странный, а странности хороши за стеклом.

В ответ на мой монолог Артур сорвал какую-то травинку и, протянув её между зубами – отметины резцов остались по всей длине, – бросил с обрыва, на котором мы сидели.

– Тоже верно, – сказал он.