Улыбнись мне, Артур Эдинброг

Парашюты, собственно, я тоже люблю. Когда сначала падаешь вниз, как безумный снаряд, неучтённая бомба, и щёки треплет ветер (они действительно колышутся! Какими худыми бы ни были – развеваются, как у несчастного лабрадора, высунувшего голову из окна автомобиля), а потом – рывок!! И над тобой стремительно раскрываются метры ткани… И всё вдруг замедляется, и ты плавно тянешь стропы туда и сюда, кружишься, как небесный укропчик, и холмы заваливаются вправо, потом влево, потом стремительно приближаются… Главное – не сломать себе ноги, приземляясь.

В общем, к полёту на галианском нойдиче я была готова на все сто процентов, чем немало удивила Артура.

Мне показалось, что взгляд обернувшегося Эдинброга наполнился каким-то новым уважением, когда мы взмыли, дракон сильно накренился, выходя на одному ему ведомую воздушную трассу, и я, вместо того, чтоб завизжать, радостно взвыла:

– Шика-а-а-арно-о-о-о! А можно ещё виражей?!

Кажется, наш лазоревый транспорт понимал человеческий язык, потому что дальнейший полёт до гор пестрел мёртвыми петлями и спиралями, «бочками» и «колоколами» – в общем, всевозможными фигурами высшего пилотажа. Зелёные лужайки и синие озёра кампуса только и успевали мелькать подо мной, сменяясь поочерёдно то сизой короной гор, то бездонным колодцем неба.

Я была в полном восторге. Артур в какой-то момент весьма рискованно оторвал одну руку от гребня нойдича и быстро наколдовал вокруг нас страховочные ремни. Корзинку с ланчем трясло так, что наши яйца и яблоки грозили побиться до полного непотребства.

Но неважно!

Пронзительный день в начале июня, ледяной высокогорный воздух, весёлый дракон под ногами и мои ликующие вопли – я подозревала, что этот момент может оказаться самым счастливым за всё время моего пребывания в мире Гало.

Когда мы наконец приземлились посреди поля, заросшего клевером и жёлтыми лютиками, меня буквально не держали ноги. Артура, впрочем, тоже. Он слабо махнул нойдичу, что-то сказал на своём магическом языке, и дракон, вновь почтительно поклонившись нам, скрылся за горизонтом.

Мы же сначала сели на траву, а потом, оценив своё состояние, и вовсе легли.

– Меня тошнит, – сказала я таким идиотски-радостным тоном, будто это была лучшая новость дня. – Идеально!

– Ты весьма парадоксальный человек, Вилка… – пробормотал Артур, прикрыв глаза.

– Нет. Просто люблю американские горки.

– Что это?

Я рассказала.

Артур задал несколько уточняющих вопросов. Я с энтузиазмом углубилась в экскурс по миру земных развлечений.

Очень нескоро Эдинброг спохватился, силой воли собрал себя в кучку, поднялся и сказал:

– Ну что, давай тренироваться?

– А может, ещё полежим? Так хорошо на солнышке…

– Хм. Ты знаешь принцип «подобное притягивает подобное»?

– Ммм. Ну да, – неуверенно кивнула я, не понимая, к чему он клонит.

– Полежим сейчас – будем потом ещё дольше лежать. После экзамена. В лазарете. Разбитые нимфином в пух и прах. Так что подъём, фамильяр!

* * *

Мы практиковались без отдыха до самой ночи и вернулись в Форван совсем без сил.

Я давно не спала так крепко, как после этой тренировки. На следующее утро Артур заявил, будто во сне я требовала, чтобы меня превратили в нойдича – чтобы иметь возможность летать самой. Он сказал, что я вещала так убедительно, что в какой-то момент он чуть было не поддался на уговоры.

– Ты обещала, что если я полечу в горы на тебе, наши припасы для пикника не пострадают, а ты покажешь мне небо в алмазах, – ехидно докладывал он за чашечкой кофе.

– Какой позор… Спи в берушах, Эдинброг.

– Что такое беруши? – любознательный, надо же…

И вновь день в горах. И второй. И третий.

И вновь тяжёлая, но интересная учёба.

На самом деле основных техник боевого взаимодействия колдун – фамильяр существовало всего лишь около десяти. И все они оказались достаточно простыми, рассчитанными на интеллект пусть умного, но всё-таки животного. Поэтому с ними мы разобрались быстро.

Основная работа заключалась в том, чтобы выстроить стратегии битвы. Вот тут-то и крылось наше слабое место. Приходилось учитывать, что я, в отличие от нормальных спутников, не шустрая и не мощная, не вёрткая и не летающая, не могу спрятаться в кармане у Артура или спугнуть пуму (а заодно и экзаменаторов) поистине царственным рыком… Вместо этого я, по словам Эдинброга, наверняка буду провокационно торчать в центре арены и «всем своим видом буквально умолять вывести себя из игры первым делом».

– Да ладно, у меня далеко не такая вызывающая внешность, – проворчала я. – Я, знаешь ли, наоборот: «софт классик» по типологии Кибби. Сама умеренность. Лаконичные образы и низкий цветовой контраст: бежевенький, карамельненький, серенький…

Артура передернуло. Он определённо не был фанатом уменьшительных суффиксов.

– Не знаю, что такое типология Кибби, но да, Вилка, – ты выглядишь вызывающе. Дело не в колористике, скорее, – он задумался, смотря на меня внимательно, как на картину, – в твоей мимике. Жестикуляции. Позах. И, конечно же, речи.

– Хей, какого чёрта! Что не так с моей речью, чувак? – Я негодующе подбоченилась и сделала эдакий рэперский взмах рукой.