Угол атаки

Купив в киоске сухие носки, Ян вошел в зал, где женщина средних лет и того сурового вида, какой бывает только у билетных кассиров, разложив по столу бумаги, распределяла пассажиров по свободным местам.

– Давайте пропустим доктора, – вдруг сказала монашка, – он торопится.

Люди, обступившие стол, вдруг расступились:

– Конечно, доктор, идите!

Ян смутился:

– Ну что вы, не надо.

– Вы же говорили, что у вас очень важная встреча, – монашка легонько подтолкнула его к столу, – а нам лишний час погоды не сделает.

– Нет-нет, дамы вперед… Ой, то есть извините, сестра.

– Ничего страшного. – Она засмеялась.

– Проходите, доктор, проходите, – Пассажиры улыбались ему. Среди них были разные люди, но каждый имел больше прав улететь вперед него, молодого здорового мужика. И каждый же был готов пропустить его просто потому, что он торопится и ему нужнее. А в углу зала лежит настоящая гора из курток и пальто, которые люди сняли с себя, чтобы согреть терпящих бедствие.

Ян сглотнул, чувствуя, что еще немного, и напряжение выйдет с недостойными мужчины слезами.

– Товарищи, не волнуйтесь, я все равно уже опоздал, – сказал он хрипло, отступая в угол зала, – спешить некуда.

Устроившись на последнем ряду кресел, Ян переодел носки, но это не очень помогло. Ботинки мало того что были мокрыми, ледяными и склизкими, как несвежие покойники, так еще и вид приобрели примерно такой же. Про брюки и говорить нечего. Идеальные мамины стрелки исчезли, а к тому же он еще умудрился в автобусе прислониться к мазуту или к чему-то подобному, и на штанине остался длинный черный след. Показываться в таком виде генералу может только мазохист или самоубийца.

Кто-то предложил обменяться телефонами. Ян немедленно записал координаты старушки и для конспирации той самой пожилой пары, которой было некому звонить. Хотел взять еще номер мальчика, но того сотрудники аэропорта уже увели в самолет, чтобы доставить матери до того, как та начнет волноваться по-настоящему. Сам Ян тоже оставил телефон вахты общежития, сказал суровой женщине-кассиру, что никуда не полетит, потому что уже дома, попрощался с товарищами по несчастью и направился к выходу.

Около телефонов было пусто, и Ян, встав под смешную пластиковую полусферу, бывшую здесь вместо полноценной будки и наводившую не на самые приличные ассоциации, бросил в прорезь автомата пятнадцатикопеечную монетку и набрал номер Григория Семеновича, который папа заставил его выучить наизусть и который, как ни странно, после всех потрясений не выветрился у него из головы.

Трубку взял сам генерал.

– Ян? Ну где ты, мы тебя уже ждем, – сказал он весело.

– Извините, пожалуйста, но у меня не получится сегодня к вам приехать.

– Что такое?

– Прилетел немножко не туда. – Ян понимал, что говорит, как пьяный, но ничего не мог с собой поделать, – на запасной аэродром.

– Не понял.

– Понимаете, вынужденная посадка… Метеоусловия, то-се.

– Ян, на улице прекрасная погода.

– Так точно, товарищ генерал. Ну вот случайно сели в Ленинграде, а самое страшное, коньяк пропал.

– И пропал он, похоже, внутри твоего организма.

– Нет, снаружи.

– Ну что ж, – процедил генерал после долгой паузы, – как хочешь. В конце концов, насильно в рай не тянут.

– Да, – засмеялся Ян, – теперь я это точно знаю.

* * *

Предаваться радости было рано, ибо процедура прежде всего. Как только они вошли в здание аэропорта, руководитель службы полетов направил экипаж к врачу, где у них не только проверили состояние, но и провели освидетельствование на алкоголь.

Наташу девочки-стюардессы забрали к себе, чтобы привести в порядок и отправить домой первым рейсом, а им, летному экипажу, придется задержаться.

Павел Степанович уже где-то выяснил, что ждут только представителя партийной организации, чтобы начать снимать стружку с проштрафившегося экипажа.

В том, что накажут, Иван не сомневался ни секунды. Не потому, что чувствовал свою вину, а просто порядок такой. Еще когда служил, твердо усвоил, что лучшее поощрение для офицера – это снятие ранее наложенного взыскания. А лучшая награда – когда тебя не наказали за то, в чем ты не виноват.

Руководитель полетов отвел их к себе в кабинет, поставил чайник, кто-то принес бутерброды, кто-то поделился обувью, словом, приняли их очень радушно и тепло, особенно если учесть, какие проблемы они создали этим людям своей аварийной посадкой. Что ж, Ленинград особый город…

– Отдохните немного, – сказал руководитель полетов, – попейте чайку, а потом спокойно рапорта напишем.

Зайцев подошел к приставному столику с телефонами:

– Я домой позвоню?

Руководитель полетов кивнул на плоский желтый аппарат с черным диском.

– Алло, любимая, – заговорил Лев Михайлович, повернувшись к ним спиной, – не волнуйся, у нас тут небольшая вынужденная посадка. Со мной все в порядке… Нет, сегодня, скорее всего, не приеду… Да, разбор, ты знаешь… А ты как? Давление?.. Ты полежи тогда сегодня, почитай… Главное, не волнуйся… Ну все, целую тебя.

Ивану стало неловко, будто он случайно оказался свидетелем чего-то очень личного, сокровенного.

Он тоже попросился позвонить. Трубку взял отец.