Удача на «Титанике»

— У нас проблема. — Я вытаскиваю смятые листки и тыкаю в светскую колонку.

Джейми громко читает ее для всех остальных, затем комкает листок и вышвыривает в иллюминатор.

— Покойтесь с миром, миссис Слоан. А ты с этого момента остаешься здесь, внизу. Я попрошу Шарлотту спрятать тебя в своей каюте. Она прямо на другой стороне палубы Е.

На стороне первого класса, он хочет сказать.

Олли подпрыгивает на месте, толкая сидящего рядом Винка.

— Или мы с Винком можем спать на одной койке. А еще мы научились молиться за тебя. Винк может молиться по-католически, а я — по-протестантски.

Винк яростно кивает.

— Спасибо, парни.

Навязываться Шарлотте кажется неправильным, но одна мысль о том, чтобы провести ночь в одной комнате с Бо, заставляет сердце рваться из груди. Я пробегаю рукой по стриженным волосам, жалея, что нельзя отрезать некоторые чувства так же легко, как ненужные пряди. Словно ощутив мой дискомфорт, Бо прячет инструменты под койку и зарывается в свой вещмешок.

— У Шарлотты не воняет, и там безопаснее, — заявляет Джейми. — Как насчет того, чтобы занять мое место за ужином?

Винк и Олли слазят с верхней койки. Я опускаю складной стул и тяжело падаю на него.

— Нет. У меня нет аппетита, зато есть огромное желание куда-нибудь забиться ненадолго.

Он кивает и взвешивает мой мешок в руке.

— Попробую сдать деньги казначею.

Бо дарит мне короткую улыбку, прежде чем выйти из каюты вслед за остальными.

— Запри дверь, безбилетница. И прими поздравления с назначенной встречей.

Я знакома с ним всего несколько дней, но те несколько моментов, что мы провели наедине, прочно запечатлелись в моей памяти. Сколько потребуется времени, чтобы стереть их оттуда? Чем меньше я о нем думаю, тем быстрее это случится.

Бодрый стук прерывает мои размышления. Когда я открываю дверь, из-за нее на меня смотрит узкое лицо Барабанщика. В руках у него лист бумаги с эмблемой «Уайт Стар». Он заглядывает в каюту.

— Ты одна?

— Да. А ты разве не идешь на ужин?

Он качает головой.

— Нет, меня ждут в котельной номер 6. Старшему кочегару Брэндишу, похоже, опять требуется помощь Барабанщика, чтобы заставить корабль «пахать на пределе». Но сначала я напишу письмо моей жене, Чин-Чин. Я хочу закончить письмо чем-то, — он прочищает горло, — поэтическим.

Я сдерживаю улыбку, пока Барабанщик мнет свой лист с застенчивым выражением лица.

— Что ты на это скажешь?

Я забираю письмо из его внезапно таких неловких рук, разглаживаю бумагу и читаю последние строки:

Мысли о тебе плывут в моей голове, как лепестки лотоса по воде.

Простое стихотворение заставляет мое сердце сжаться от нежности.

— Я скажу, что это идеально.

Я запираю дверь за Барабанщиком, чтобы переодеться. «Бархатцевая фантазия» прилипла ко мне мокрой водорослью. Стащив ее, я обнаруживаю пришитый на поясе ярлык, который гласит: «Модный дом “Люсиль”». Зачем Эйприл прислала мне платье своей конкурентки? Или, может быть, это Люси прислала платье. Но если так, то как ей удалось подложить его в саквояж Эйприл? Я встряхиваю его и вешаю на настенный крючок. Полагаю, такие, как она, не должны ничего объяснять таким, как я.

Я натягиваю запасную рубашку Джейми и сую ногу в запасные брюки. Дверной замок щелкает. Я отшатываюсь назад, запутавшись ногами в брюках.

— Кто?..

Входит Скелет, тут же запирая за собой дверь.

— К-как вы сме…

Двигаясь до отвращения резво, Скелет подскакивает ко мне, швыряет на пол и затыкает рот ладонью. Я ударяюсь головой о линолеум.

— Не вздумай орать, если не хочешь неприятностей.

31

Я все равно пытаюсь закричать. Но Скелет весит больше, чем можно сказать по его изможденному виду, к тому же ладонь его закрывает не только мой рот, но и нос, не давая возможность сделать нормальный вдох. Его воспаленные глаза прожигают меня насквозь. От него чудовищно несет алкоголем.

— Я знаю, что ты девка. У меня нюх, как у акулы. — Он сильно шмыгает носом, будто в подтверждение своих слов. — От тебя пахнет одинаково, и когда рядишься в свои роскошные тряпки, — он кидает взгляд на платье от «Люсиль», висящее на крюке, — и когда напяливаешь матросское рванье, в котором щеголяют твои кореша. Первоклассным мылом с бергамотом.

Мои конечности слабеют, но я все равно хватаюсь за его руку, пытаясь сбросить ее. Однако меня словно стальной столб придавил, и лишь в безумных глазах горит жестокость.

— Но я забуду о всех твоих грешках, как только ты выложишь все денежки, что вы натрясли, кувыркаясь по палубе. Давай их сюда, и мой рот на замке. Моргни, если согласна.

Мои легкие горят огнем, моля о кислороде, и я моргаю, прежде чем он задушит меня.

Он отпускает руку, и я втягиваю живительный воздух.

И тут что-то порочное проступает на его лице. Его сальная усмешка полна яда, а взгляд непристойно скользит по моему телу.

Не для того я проделала такой путь, чтобы он меня тут оприходовал. Что-то ворочается в глубинах моей души. Я оглядываюсь в поисках спасения и нахожу его под кроватью у Бо.