Удача на «Титанике»

Я возношу молитву за всех узкоглазых. За умиротворенного Тао и упертого Фонга. За жизнерадостного Олли и милого, но острого на язык Винка. За романтичного Минг Лаи и за преданного Барабанщика. И горячее всего молюсь за загадочного Бо, давшего мне обещание, которое, боюсь, не сможет сдержать. Пусть этот кошмар поскорее закончится, и пусть все проснутся на хрустящих простынях в первом классе, будь то на земле или на небесах.

«Титаник», а точнее то, что от него осталось, начинает тонуть, и его винт напоминает мне о заводной игрушке. Сперва неторопливый, он ускоряется, по мере того как все глубже уходит под воду. Раздается последний взрыв криков, столь же бесполезных, как и сигнальные ракеты, которые запускали с носа.

А затем чернота скрывает корму, и отчаянные крики резко стихают. Океан волнуется и бурлит, словно переваривает корабль. Четыре больших взрыва сотрясают воду, а за ними на поверхность вырывается безошибочно узнаваемый звук, с которым корабль разваливается.

Мы чувствуем, что течение тянет нас к месту крушения, как блюдца на скатерти.

И почти рефлекторно снова начинаем отчаянно двигать ногами. Мы гребем изо всех сил, рвемся вперед так, словно перед нами захлопываются ворота рая и адское пламя уже лижет пятки.

Я закрываю глаза, в которых столько соли, что они давно должны были высохнуть прямо в глазницах.

Пчелы окружают Ба.

Джейми забрался на вершину дуба.

Но все зависит от меня.

Я выдыхаю огонь на ветку, зажигая факел. Затем бегу, и пчелы летят следом.

— Забирайся, — доносится откуда-то издалека голос Джейми, — уже довольно.

Довольно. Мягкое, коварное слово. Слово, означающее, что можно остановиться, отдохнуть. Слово, говорящее, что ты сделал все, что мог, но не освобождающее от сомнений.

Дюйм за дюймом я затаскиваю себя на доски, такая же неуклюжая, как раненый тюлень на тонкой льдине. Каждое движение или колебание наполняет меня ужасом. Если я скачусь, тому старому дырявому ведру, каким я себя чувствую, уже не выбраться из этого колодца.

Я располагаюсь в центре плота, свернувшись так, чтобы мои окоченевшие ноги не свисали в воду. Джейми забирается следом за мной, приткнувшись рядом и пережидая, пока наш плот выровняется, прежде чем снова шевельнуться. Наш плот клонится в разные стороны, но Джейми, сделав последнее усилие, ловит равновесие, помогая нам удержаться на нем.

Ба в яме, быстро заполняющейся водой.

Рубашка Джейми полощется на ветру, как парус.

Я веду циркового слона — того, который с золотой тиарой на голове и красной бархатной попоной на спине, — к яме. Слон опускает свой хобот в яму и осушает ее.

Я чувствую, как Джейми обнимает меня, пытаясь поделиться теми крохами тепла, что у него остались, так же, как когда-то в угольной яме. Медленно он обвивает мою талию левой рукой и накрывает мою ладонь своей. Его рваное дыхание согревает мою шею. Его плечо наверняка ужасно болит.

— Ты — правильный сапог, потому что пошел вперед, а не на корму, за собаками, — говорю я ему.

— И ты… правильный сапог, — запинаясь, выталкивает он сквозь громко стучащие зубы. Он пробыл в воде дольше меня, а тут важна каждая секунда.

— Почему?

— Выдумал все… что ненавижу это. Но ты напомнила, что… было не так плохо. Когда мы летали вместе.

Полурыдание, полусмешок срывается с моих замерзших губ:

— Мы справимся, Джейми. Это сложный канат. Но мы его пройдем.

Тихое бормотание доходит до моих ушей.

Я должна заставить его продолжать говорить.

— А эта Шарлотта определенно считает тебя красавчиком.

— Чт?.. — Каким-то образом даже половиной слова ему удается выразить все свое раздражение. Но больше он ничего не говорит. Даже стук его зубов стихает.

— Джейми! Не отрубайся, ты, рыба снулая! — Я сердито выгибаю спину и чувствую, как он шевелится.

— Устал, сестренка, — шепчет он.

— О чем вы двое там спорили? — спрашиваю я, чтобы не дать ему заснуть. Он не сможет бороться во сне.

— Сказал ей… Я никогда не впишусь… в ее жизнь.

— А она что ответила? — Моя речь становится невнятной.

— Сказала… она может вписаться… в мою.

Мои мысли движутся так же медленно, как уставшие ноги по сугробам. О чем мы говорили?

— Ты любишь ее. Она любит тебя. Как ты этого не понимаешь?

— Ты всегда… суешь свой нос.

Ба лежит в клетке.

Джейми глазеет на небо.

Я веду старика с бородой-сосулькой к клетке. Ловким движением шпильки он отпирает ее.

Ледяная вода плещет мне в лицо, заставляя проснуться.

— Джейми? Я вспомнила, чем заканчивались все мои сны. Я спасала его. Я знала, что делать.

Проходит не меньше минуты, прежде чем он отвечает.