Убийства в Белом Монастыре

Он проковылял к кровати, поднял угол простыни и бегло осмотрел тело. В этот момент сама атмосфера в холодной комнате изменилась. Свет из большого окна падал на лицо, вымытое губкой, черные волосы были аккуратно разложены по подушке.

Беннет отвернулся, потом снова посмотрел – и встретился взглядом с Г. М., который склонился, словно колдун, над неподвижной красавицей.

– Она умерла, – сказал Г. М., – в четверть четвертого… Когда вы пришли утром, штора была поднята или опущена? Вспомните.

– Поднята. Я это точно помню, потому что пытался открыть окно, чтобы немного проветрить, и вспомнил, что в таких случаях ничего нельзя трогать.

Г. М. вернул простыню на место и посмотрел в окно.

– Окна чьих-то жилых комнат над конюшней на одной линии с этим. Вы же это заметили? Ладно. Теперь идите сюда и покажите мне, как она лежала на полу, когда вы ее увидели. Я знаю, что вы будете чувствовать себя глупо, но лягте и покажите. Ага. Хорошо, можете встать. Это значит, что многие из тех обгорелых спичек были разбросаны рядом с ней, словно их хотели бросить в камин… Так, а когда вы вошли, не было ощущения, что она уже ложилась? Кровать была разобрана?

– Не думаю.

– Простите, что вмешиваюсь, – беспокойно сказал Уиллард, – но мне кажется, что этим спичкам уделяют много внимания, а они могут вообще ничего не значить.

– Да ладно… – Г. М. напрягся. – Вы что, думаете, кто-то сидел тут, зажигал сигареты одну за другой и бросал обгоревшие спички на пол? Одна спичка сгорела почти полностью, или даже две, а всего их пятнадцать или шестнадцать, то есть кто-то зажигал их в темноте.

– Ну хорошо, – не сдавался Уиллард. – Предположим, Бохун обнаружил тело в полумраке и зажег спичку, чтобы убедиться…

Г. М. надул щеки:

– Тем не менее он не говорил об этом, да и невозможно представить причину, которая заставила бы его это скрывать, а вообще-то, не нужна дюжина спичек, чтобы убедиться, что кто-то мертв. И потом, сдается мне, в это время и так было довольно светло, верно?

Г. М. резко обернулся. Беннету показалось, что у этого вопроса есть какая-то скрытая цель.

– Да, – сказал он, – я помню, что свет из окна падал прямо на нее.

– Но черт возьми, – взвился Уиллард, – ее убили не в темноте!

Г. М. отчего-то вдруг очень развеселился. Он сдвинул шляпу набок и выглядел почти благодушным.

– О, это странное дело, сынок. Очень, очень странное. Почему посетитель жжет спички в темноте? Почему две спички совершенно одинаковые? С чего вдруг посетитель обозлился и швырнул два бокала, а потом растоптал их? Кстати, это сделали не вы, правда?

– Что?

– Гм. Я лучше покажу. Идите сюда и взгляните. Видите графин? Заметили, какой он тяжелый? Обратили внимание, что он не на каминной полке, а на ковре. Попробуйте разбить его, просто перевернув небольшой табурет. Посетитель же расколошматил его вдребезги. Теперь посмотрите на битое стекло. Вы когда-нибудь видели осколки, образовавшиеся при падении на пол? Ставлю пятерку, что нет. Они на камне, куда посетитель их специально положил.

– Но в драке…

– Хо-хо, – сказал Г. М., поправляя пальто. – Как-нибудь проведите эксперимент. Поставьте на пол такой бокал, имитируйте, что кто-то прошел по комнате и при этом боролся, и посмотрите, сможете ли вы на него наступить. Они покатятся, сынок. Скользкие, как угри. И когда вы прикинете вероятность разбить так не один бокал, а целых два, вы, я думаю, поймете, что старик прав. Что, кто-то сказал, будто мы и с места не сдвинулись? А теперь о трубах…

Они не слышали, как открылась дверь гостиной, не слышали и шагов. Но почувствовали поток холодного воздуха, который тронул золу в камине и (как краем глаза увидел Беннет) простыню, закрывавшую тело Марсии Тэйт. В этом было что-то настолько странное, что все на мгновение замерли. По комнате разнесся высокой голос:

– Итак, кто-то наконец подумал о трубе? Поздравляю.

Морис Бохун, закутанный в шерстяной шарф, в щегольском твидовом кепи, надвинутом на один глаз, стоял в дверях, опираясь на трость. Его стеклянный взгляд блуждал по фигуре на кровати. Потом он чуть насмешливым жестом снял кепи и превратился в живое воплощение осуждения. За его спиной возвышался разъяренный Мастерс, отчаянно жестикулировавший.

– Но даже если вы и подумали об этом, что удивительно, – сказал Морис, странно щелкнув челюстью, – полагаю, я могу сообщить больше деталей, чем кто-либо. Не возражаете, если мы пройдем в другую комнату? Я… не выношу вида смерти!

Он быстро попятился.

– Имейте в виду, сэр, – сказал Мастерс из-за плеча Мориса, впившись взглядом в Г. М., – я не говорю, что поверил ему. Я не говорю, что это правда. Но если вы выслушаете то, что хочет сказать мистер Бохун…

– Покорно благодарю, инспектор.

– По крайней мере, это многое объясняет из того, что нас озадачивало. И в каком-то смысле…

– Хватит мямлить, Мастерс, – сурово произнес Г. М. – Не выношу, когда мямлят. И вообще, что это за чертовщина? Можно уже мне немного покоя, чтобы никто не врывался, неся всякую чушь?

Морис чуть подался вперед.