Убийства в Белом Монастыре

– Потому что это Райнгер подбил Эмери рассказать лорду Канифесту о браке. Марсия знала, что справится с Эмери, но Райнгер все усложнил, он играл на нервах у Эмери, и это он отправил его к лорду Канифесту. Да, за всем этим стоит Райнгер, и не важно, обвиняем мы его в убийстве или нет. До Марсии дошли слухи, что кое-кто проболтался. Вот почему Джон отправился к Канифесту… – Беннет замялся, и Катарина жестом дала ему понять, чтобы он продолжал. – Джон мог знать, а мог и не знать, что Марсия замужем за Эмери. Эмери считает, что он не знал, но, как бы то ни было, хватило и того, что Канифест уничтожил его заветную мечту о спектакле. И Джону также было известно, кто надоумил Эмери отправиться к Канифесту. Сегодня утром в разговоре с Уиллардом и со мной он упомянул, что за этим стоит Райнгер. Понимаете? Слухи дошли и до него, и до Марсии. И Марсия пригласила Райнгера в павильон ночью, потому что ждала Джона с дурными вестями, они с Джоном собирались вместе предъявить это Райнгеру.

– Но они этого не сделали! И не могли, потому что…

– Нет, не сделали. Вот и все. – Он задумался, знала ли она о проблемах Джона с Канифестом, и решил, что лучше пока не поднимать этого вопроса. – Потому что Джон задержался в городе, а когда она попыталась задержать Райнгера в надежде, что Джон вернется, ей пришлось иметь с ним дело один на один.

– Ах, черт, все сходится даже слишком хорошо!

– Вплоть до того, какую роль в этом играла Луиза. Луиза оказалась замешана в этой истории помимо собственной воли. Загадочная женщина, которую миссис Томпсон видела на лугу в полвторого, та, что растревожила собаку, была Луиза. Она шла в павильон, чтобы в последний раз попробовать достучаться до Марсии. Если бы Марсия не послушала доводы рассудка, она не стала бы ее убивать, но эта ваша подружка-тихоня собиралась хлестнуть Марсию по лицу и изуродовать ее охотничьим хлыстом.

Катарина побледнела. Ему стало нехорошо при мысли о том, что он, похоже, прав. Кусая губы, Катарина молча смотрела на него.

– Как, – наконец сказала она, – об этом узнал дядя Морис? Никто не говорил про этот хлыст! Я никому не говорила. Пыталась скрыть.

– Да, знаю. Это все привычка Мориса подслушивать за дверью. Он слышал все, что говорилось в этом доме. И я вовсе не удивлюсь, если он слышит нас прямо сейчас.

Беннету повсюду мерещилось это чуть усмехающееся холодное бледное лицо с большим лбом и глазами-булавками. Картинка была настолько отчетливой, что он подошел к двери, открыл и выглянул. Немного успокоившись оттого, что в галерее пусто, Беннет вернулся.

– И он указал на то, что мы не приняли во внимание: что ни одна женщина не станет пользоваться тяжелым концом хлыста как орудием убийства. Тут дело в другом. Ясно как божий день, что она собиралась использовать этот хлыст в качестве кнута – того, чем можно изуродовать. И вот она пошла в павильон в полвторого. Райнгер же подумал, что собака залаяла, потому что вернулся Джон. Он вернулся к себе в комнату и подождал, чтобы Джон тоже ушел к себе и не мешал. Понимаете?

– Да, но…

– Не торопитесь. Примерно без двадцати два Райнгер спустился вниз (все еще одетый по-вечернему). Вышел через черный ход и направился к павильону, предвкушая ночь любви. А когда он там оказался, причем снег еще вовсю падал, то услышал шум. Была яростная ссора. У Луизы сдали нервы, и она пошла на Тэйт с хлыстом. Кто-то кого-то ударил, но Тэйт была сильнее и телом, и духом, и она выдворила Луизу, прежде чем Райнгер смог вмешаться. В тот момент Тэйт еще не знала, что отец Луизы отказался финансировать спектакль, и хотела максимально избежать лишних проблем. Луиза, все еще с хлыстом в руке, вышла оттуда в слезах, она совсем скисла, а Тэйт лишь смеялась. Ей это нравилось.

Вспоминая слова Мориса, Беннет понял, почему этот человек смог написать блестящую пьесу. Поражала ясность, с которой сухой, точный ум Мориса мог внедриться в чужие мозги и воссоздать душевную боль уязвленной женщины. У Беннета перед глазами снова встал Морис – вот он подается вперед, опираясь обеими ладонями на трость и чуть улыбаясь.

– Вы сами можете догадаться, что случилось с Луизой. Ее взвинченные нервы сдали, она вернулась в дом в истерике не позднее чем без четверти два. Она не сняла пальто, только мокрую обувь. Лежала в темноте и размышляла, пока едва не повредилась умом. И тогда она решила пойти к вам и все рассказать. И было это глубокой ночью. Можете себе представить более вескую причину, чтобы кого-то разбудить в такой час? По дороге к вашей комнате она заблудилась в темноте, и что-то, возможно просто тень, отняло у нее остатки рассудка – она закричала, а когда открыла глаза, вы с Уиллардом склонились над ней. Она рассказала бы вам все, но не могла этого сделать в присутствии Уилларда. И Луиза снова стала чопорной и нервной мисс Кэрью. Но когда она увидела кровь на себе, то тут же стала говорить о том, что в первую очередь приходит в голову девушкам такого плана, – о «таинственном мужчине», столь любимом старыми девами, который напал на нее.

Катарина тихо произнесла: