Твой любимый фамильяр

Кабинет отца был в самом конце коридора на втором этаже, и золочёная дверь оказалась приглашающе открыта. Будто его ждали с момента, как он появился во дворе у фонтана. Вздохнув, Элай прошёл вперёд, не утруждаясь стуком. Некогда соблюдать приличия.

— Здравствуй, отец, — сухо буркнул он сидящему за большим дубовым столом у окна Альбару.

— И тебе, сын, — между дел бросил тот буднично, даже не подняв головы. Стол был завален бумагами, а в руках Альбара мелькало перо, которым он спешно подмахивал документ за документом, не забывая, однако, вчитываться в строчки. — Проходи, да, у тебя что-то срочное?

Добиться капли внимания от него всегда было нелёгким делом, так что медлить Элай не стал. Подошёл к столу и грохнул на него свою коробку, под самый нос отца, с тяжёлым вздохом заглянувшего внутрь.

— Познакомься. Это добыто в академии эйфири. Где помимо фамильяров успешно выращивают шлюх, полагаю, такими же инструментами, — Элай напряжённо покусывал щеку изнутри, ожидая громкой реакции, отрицания, недоверчивого смеха — чего угодно, но только не того, с каким усталым видом Альбар поднимет на него взгляд и неспешно отложит перо.

— И? Что тут меня должно удивить?

Элай шатнулся, будто от удара в грудь. В глазах отца была лишь смертельная усталость, глубоко залегли несколько новых морщин, а в бороду затесалась пара свежих седых волосинок. Кажется, у кого-то была тяжёлая неделя. Но хуже, в разы хуже — понимание, что Альбар не удивлён.

— Ты слышал, что я сказал, отец? — тихо и с надеждой на то, что тот просто заработался, спросил Элай, нервно сложив руки на груди. — Эйфири пытают, над ними откровенно издеваются, вырабатывая послушание. Более того, тех из них, кому не повезло, отбирают для других целей, и они живут в подвальной части академии, где Алеста устроила бордель. Который, на минуточку, посещают твои же министры, а некоторые ублюдки выкупают эйфири для себя и вольны делать с ними всё, что захотят, потому как не ставят клейма и нигде не фиксируют свою покупку. Девушек убивают. Убивают мучительно.

Альбар задумчиво поглаживал бородку, спокойно слушая и не мигая. Тяжело покряхтев, откинулся в кресле и равнодушно уточнил:

— Закончил? Или может, хочешь рассказать, кого убил за эту информацию? Кстати, очень надеюсь, что убил, и мне не придётся сейчас самому поднимать зад и заканчивать за тебя это дело, а то знаешь, эти договоры о поставках лекарств с землеройками меня…

— Ты знал, — едва не простонал Элай, запрокидывая голову. От нового потрясения щемило грудь: хоть кто-то в этом блядском мире бывает честным?!

Да. Васильковые глаза. Только ей можно верить, ведь она — часть его самого.

— Духи стихий, сынок, — с какой-то успокаивающей улыбкой покачал головой Альбар и нехотя поднялся с кресла, поковыляв к окну. — Иди сюда. Кажется, нам пора поговорить по душам. Подойди и скажи, что ты видишь.

Элай машинально подчинился. Он чувствовал, как внутри будто сжималась и втаптывалась в грязь слепая вера, что отец всегда прав. Она и без того сильно пошатнулась после войны, но теперь в высокой поджарой фигуре Альбара и алой мантии он видел только правителя, а не родную кровь. Не могло быть так, что о творящейся мерзости отец знал, и ничего не делал, чтобы это прекратить. В окне видно было немного: всё тот же двор резиденции, фонтан и сады с орхидеями. Чуть поодаль — мощёную дорогу, ведущую к кованым воротам. Главная улица города, оживлённая и шумная, всегда в лёгкой дымке от паромобилей.

— Фартаун, — мрачно ответил Элай. — Дым, грязь, люди. Всё как всегда.

На плечо отчески легла тяжёлая ладонь, и большим трудом оказалось не сбросить её, выдавая своё отвращение.

— А я вижу империю, созданную моим отцом и мной. Это гордость нашей семьи, Элай. Я вижу не дым, а заводы, которые плавят сталь, делают первоклассные механизмы и инструменты, чтобы отправить пароходы к горным континентам и выторговать драгоценности и уникальные камни для ритуалов. Я вижу процветающий рынок, где люди не боятся гулять и делать покупки, вижу мирный город, где все получают по способностям и по уму. И я счастлив считать себя часовщиком, который призван смазывать каждую эту шестерёнку, чтобы механизм продолжал работать исправно.

— Запытанные, затраханные до полусмерти эйфири — тоже шестерёнки? — глухо просипел Элай, ощущая, как тело леденеет от всех этих слов. Как противно понимать, что и он был шестерёнкой, когда сжигал магов воды.

— Естественно, сынок, — грустно вздохнул Альбар, по-прежнему смотря лишь в окно. — Давай попробуем подумать вместе. Да, я зря доверил твоё обучение другому человеку, теперь это понимаю. Но очень надеюсь, что ты ещё не потерян. Конечно, я знаю, чем занимаются мои министры. Потому что они получили на то моё неофициальное согласие.

— Быть того не может, — Элай нервно дёрнулся, попытался поймать взгляд отца, увидеть в нём, что это ложь и игра. От злости закипела кровь, и пока Анни далеко, справляться приходилось самому, глотая комки в горле.