Твой любимый фамильяр

Она почувствовала, что прозвучало что-то важное, только не знала, как ответить. Мир, в котором она росла, не знал слов о любви, не знакомил с этим понятием. Если не больно — значит, уже хорошо. Всё приятное и по-настоящему счастливое пришло в её жизнь только с Элаем, человеком, показавшим ей свободу. Свободу отдать себя кому-то добровольно. Анни разрывало от благодарности и нежности к нему, от удовольствия касаться его и быть собой, и она знала, что если прямо сейчас пришлось бы умереть ради него, то её бы вели именно эти чувства, а не долг фамильяра. Она готова была защищать его даже от него самого — возможно, именно это люди назвали бы любовью?

— А я ни за что не позволю, чтобы кто-то причинил боль тебе, — решительно прозвенела Анни чуть сжавшимся от прилива чувств горлом: — Спасибо тебе, Элай. И спасибо Леону, что ты именно такой, какой есть. Ты первый, кто увидел во мне меня. И научил меня саму это видеть. И пожалуйста, не надо говорить сейчас, чтобы я не благодарила. Потому что я хочу это сказать.

Элай не ответил, только поднял голову, встречаясь с ней взглядом, и наконец-то слабо улыбнулся уголком губ. В обсидиановой черноте сверкало мутное стекло, разбитые осколки — они впивались и причиняли ему боль, и Анни это чувствовала. Его желания теперь равны её, его боль тянула и её грудь. Единственная потребность — вытащить это из них обоих и сжечь немедленно, оставив пепел на столе.

Анни обняла ладонями его шею и смело подтянула повыше к себе, на что он поддался моментально, привстав с кресла. Говорить не нужно, не нужно даже думать, потому что и мысли одни на двоих. Горечь быстро растворялась, теперь Элай снова купал её рецепторы в вишнёвом меду, а огоньки под потолком кабинета весело заиграли, затрещав воспрянувшим пламенем. Это не пугало — ни решительность чёрных глаз, ни стремительно обрушившиеся на неё чуть хмельные губы. Он не обожжёт, потому что принадлежность душ обоюдна.

Их кровь так явно отзывалась на присутствие друг друга, что куда-то разом испарялись тревоги, сомнения и усталость. В глубоком, неспешном и распаляющем поцелуе Элая искрило нечто отчаянное. Он стиснул Анни в руках так крепко, что перехватило дыхание. Будто держаться больше не за что, и только быть ближе к ней — его шанс на спасение из чёрной ямы. Как прекрасно хотя бы несколько минут не думать о том, что мир вокруг вот-вот скатится в пропасть.

Даже слишком хорошо, и слишком тянуло зародившейся на ритуале необходимостью, чтобы прекращать. Анни сама не осознала, когда протиснула руки под его рубашку, скользя пальцами по линии пресса. Чувство шоколадной потребности Элая будоражило её трепещущее тело так же, как и смелые касания к смуглой горячей коже. Он шумно выдохнул, уходя короткими жалящими поцелуями к её шее, и из них так и не уходило отчаяние. Только нарастало гулом в затылке и душным жаром в кабинете. Анни втянула резко уплывающий елово-хмельной воздух и безумным, смелым рывком рванула пуговицы, распахивая его рубашку.

Пир на пепелище. Пляски на костях. Иногда только это и остаётся сделать, чтобы выплеснуть накопленную сразу в двух сердцах злость.

— Ты нужна мне, — хрипло выдохнул Элай и мягко прикусил стучащую слишком быстро для эйфири вену на её шее. — Здесь. Сейчас. Вся.

В доказательство он запустил горячие ладони под подол, задирая его повыше и сжимая поблёскивающую кожу бёдер. Анни откинула голову набок, позволяя его губам целовать себя всё жарче и быстрей. Согласно провела ногтями от самой его груди до пояса брюк, вызвав ответную дрожь и мурашки. И победно улыбнулась, сознавая, какой силой обладали её руки.

— Покажи мне… всего себя, — едва слышно попросила она, от волнения сглатывая тугую слюну с медовым привкусом. — Я знаю, что ты хотел… хотел бы не сдерживаться. Не пытайся быть нежным со мной, сейчас тебе нужно не это, — она сама не знала, откуда эта уверенность и сбивчивые слова, которые дополнила демонстрацией своей решимости, раздвинув ноги и призывно обняв Элая бёдрами. Подтянувшись к его уху, прикрыла желтеющие глаза и выдохнула: — Хочу, чтобы ты взял меня так, как мечтал, когда я встала на колени.

От её слов по его венам побежала горячая лава: Анни ощущала нарастающий жар смуглой кожи и видела эти жёлто-оранжевые нитки, идущие вдоль шеи и к груди. Не сдержавшись, лизнула и попробовала вкус самой яркой, быстро стучащей, и прикрыла глаза в удовольствии. Соль и шоколад. Терпкий, но манящий. Элай вздрогнул, будто сомневаясь, а затем слова смял её губы решительным натиском. Жар и трепет перед его силой смешались в удивительно гармоничное сочетание.