Твой любимый фамильяр

Светская беседа потекла в нужном русле, и пока Торн разливался о своей дочурке и её несомненно чистой репутации, Анни выбралась из кармана Элая и спрыгнула на пол. Перекатившись, чтобы смягчить приземление, она оглянулась на удаляющиеся в сторону гостиной фигуры, но в уменьшенной форме её точно никто не мог заметить. И всё же во рту будто кислая лимонная долька. Элай волновался. Явно не за себя. Анни сглотнула эту кислоту, чтобы та не мешала ему поддерживать разговор и отвлекать Торна, а затем побежала по широкому светлому коридору.

Поначалу она боялась попасться слугам, но спустя пару минут вернулась в обычную форму: во-первых, так быстрей передвигаться, а во-вторых, кроме старого швейцара пока что никого в доме не мелькало. А тот занимался обслуживанием хозяина и его гостя. Порадовавшись, что сегодня сменила платья на удобные льняные брюки и блузку, Анни осторожно начала заглядывать в комнаты. Особняк Торна точно выглядел куда шикарней дома Элая. Вылизанный, с толстыми бордовыми коврами на полах и изящными статуэтками духов на каменных подставках, с золочёной лепниной по периметру потолка, но без множества стеклянных ламп. У Хайдена явно не было сил, чтобы освещать магией всё жильё каждый вечер. Зато у министра финансов были деньги на заказ собственного огромного портрета в полный рост, который обнаружился на стене спальни второго этажа. До кабинета Анни так и не дошла, а вот в выполненную в винных тонах комнату не смогла не заглянуть.

То ли интуиция, то ли действительно, ужаснул пошлый и вычурный портрет на фоне клубов дыма. В спальне стояла широкая постель под тяжёлым балдахином, а вот окно было плотно зашторено: единственная тёмная комната из всех. Шмыгнув к прикроватной тумбе, Анни вдруг ощутила чёткий запах хмеля и гари. Сначала было решила, что это чему-то тихо злился внизу Элай, однако запах стоял в собственных рецепторах. Набравшись смелости, она резко откинула с постели покрывало, и кожу закололо льдом ужаса.

Тёмное постельное бельё было обуглено до множества подпаленных дыр. И вроде нечего так удивляться — что ж, и спустя годы брака можно сохранять страсть в отношениях, но вспоминая расплывающийся внешний вид жены Торна… Вряд ли это она могла вызвать такое пламя у супруга. Неужели Рами, пропавшая сестра Калеба, стала любовницей господина? Вполне логичные домыслы. Логичная полупустая бутылка с настойкой огнецвета на тумбе. Ночь для кого-то была весёлой. Или кошмарной.

— Что же тут было? — пробормотала Анни себе под нос, потому что чёрные пятна на матрасе буквально кричали о чьей-то адской боли. Оглянувшись, она не увидела в спальне больше никакой мебели, только тумбу с единственным ящиком, который и рванула на себя в надежде на ответы.

Маленькая серебряная шкатулка с розовыми фианитами, будто подтверждение всем самым диким и страшным предположениям. Оледеневшие руки задрожали, когда Анни достала её и несмело приоткрыла, уже зная, что увидит внутри.

«Думаешь, ты первый, кто догадался трахать жопофеечку?» — стучал в висках издевательский тон Алесты, и когда под серебряную крышку упал слабый свет, Анни громко ахнула от ужаса.

На выстланном бархатом дне шкатулки лежала в позе эмбриона крохотная эйфири. Безо всякой одежды, без сознания, мелко вздрагивающая даже через коматозное забытьё. На обрезанных по плечи кудрявых розовых волосах виднелись капли засохшей крови, и знакомый по прошлой ночи запах сразу всколыхнул лёгкие своим сладковатым смрадом. Но хуже было не это, а то, что обычно бледная и сверкающая кожа художественно покрыта ожогами разной степени тяжести. На то и дело непроизвольно дёргающихся худых плечиках они проступали розовыми следами пальцев. На выпирающих рёбрах и тонюсенькой талии — алыми язвами, местами с крупными вздутыми волдырями. А на бёдрах и ягодицах это были сплошные содранные раны с подсохшей запёкшейся коркой.

— Духи стихий…

Не раздумывая, Анни поставила шкатулку на пол и быстро вернулась в уменьшенную форму, чтобы скользнуть к бессознательной жертве чьих-то больных желаний. Даже трогать изуродованную эйфири страшно и жутко, но оставлять её в таком виде точно нельзя. Сев перед ней на колени, Анни осторожно убрала спутанные розовые волосы с миниатюрного лица и тихо позвала:

— Эй? Ты меня слышишь? Милая, я не причиню тебе вреда, обещаю, — Анни изо всех сил пыталась своим голосом внушить незнакомке безопасность, и та слабо застонала, ещё крепче обняв себя худыми руками-палочками, просвечивающими почти до костей:

— Кто… ты?

— Друг. Я друг, — осторожно коснувшись наиболее живого участка плеча эйфири, Аннабель вздохнула и решилась на вопрос: — Как тебя зовут? Как ты здесь оказалась… в таком виде?

Возможно, спрашивать было несколько жестоко, всё же весь вид эйфири кричал о том, что ей нужна помощь лекаря. Но Анни прекрасно помнила, насколько ограничено её время на ревизию в стенах дома Хайдена, и действовать надо было максимально быстро. От волнения сохло горло, и проступила испарина на лбу.