Твой любимый фамильяр

— Моя, — почти неслышно из-за нового раската грома просипел он, снова и снова врываясь в так сладко звенящее тельце, в тугую влажность, принимающую его без остатка. Не совместимость — принадлежность до самых костей, которой больше никто не сможет сопротивляться. Которая теперь больше, чем они сами. Не нитка под рёбрами, а сотни крючков под кожей. Обоюдоострых. Горячих. Не дающих даже замедлиться, только наращивать темп бесконтрольных рывков, рассыпая по подвалу клубы чёрного дыма.

Выдерживать такой жар и давление было невозможно, и когда Анни вскрикнула, вжавшись в Элая особенно тесно, он легко поддался требованию тел. Замерев в самой глубине и не имея сил вырваться из плена туго объявших член пульсирующих мышц, он кончил, всецело ощущая её ответную дрожь. Победный глухой стон в хрупкую истерзанную шею, и волна мягкой истомы освобождения. Анни сама нашла его губы, целуя с какой-то самозабвенной благодарностью, так долго, пока её руки на его плечах не перестали трястись.

— Потрясающе, — тихо мурлыкнула она, и её глаза вновь стали привычно-синими. — Я даже… Это просто…

— Просто теперь я и впрямь рехнулся. Или это ты свела меня с ума? — Элай даже не сдерживал то, насколько счастливо улыбался ей в ответ, мягко поглаживая ягодицы с красноватыми следами от своих перепачканных кровью пальцев.

Анни не стала отвечать, да и вопрос был риторический. Впрочем, одновременно говорить и целовать его было бы сложно.

Часть 10. Жертва

Раскаты грома этой ночью сломали нечто фундаментально важное. Даже в собственной голове Анни не могла сформулировать, что именно было так беспардонно нарушено. У неё в принципе не хватало сил на мысли. Была ванна, где торопливо смывали кровь, а в итоге снова слились в единое целое прямо на бортике, едва не разлив всю воду. Была кровать и какой-то мутный, обрывочный сон, не выпуская друг друга из рук. Чтобы проснуться среди ночи с горящей потребностью под рёбрами и не затихнуть, пока не истлела сожжённая простынь. Это точно не было чем-то нормальным, Анни видела в обсидиановых глазах Элая полный шок и неспособность усмирить толчки лавы по венам, которые теперь вибрацией чувствовала и сама. Ей казалось, что собственная кровь горела абсолютно так же. Особенно когда она тонко скулила от удовольствия, а каждый звук с жадностью съедали терпкие губы.

Что они натворили, когда не просто смешали кровь, а фактически ей обменялись? Превратили два целых в изуродованные половины, постоянно нуждающиеся во второй своей части. И если среди обрывков беспорядочных снов — то ли её собственных, то ли уже исключительно общих — Анни нашла какой-то смысл, то он был в единственном понимании. Снова цельным созданием можно быть лишь так, вжимая в себя свою половину до стона и жара горящей кожи. По отдельности полноценными быть больше не получится. Но к рассветным лучам, слабо попытавшимся пробиться сквозь тяжёлые бархатные портьеры спальни, это перестало пугать.

Анни лежала на животе поверх одеяла, положив руки под голову и тихо жмурясь от наслаждения, как приласканная кошка. Вишнёвый сладкий вкус играл во рту оттенками нежности, пряный мёд — желанием касаться снова и снова. Косы давно превратились в пушистое лавандовое покрывало, сдвинутое набок, чтобы открывать вид на спину. Пальцы Элая невесомо скользили по прожилкам крыльев на лопатках, очерчивали сиреневые контуры.

— А ведь они изменились, — прошептал вдруг Элай едва ли не первые за всю ночь связные слова. — Ещё на приёме они были просто рисунком, совсем бледные. А сейчас… будто слегка выпуклые, как венки. Ты не чувствуешь разницы?

Его сухие губы коснулись верхнего позвонка, откуда начиналась первая прожилка верхней пары крыльев, и Анни улыбнулась, не открывая глаз. Приятно. И щекотно, как тогда, на озере, когда она впервые ощутила новый трепет под кожей. Элай спускался долгими, смакующими поцелуями вдоль позвоночника, и тёплая волна мурашек следовала за его касаниями. Эта нежность крутилась в воздухе и давила на рёбра. Анни будто качало в его неприкрытом обожании, и сейчас она не стыдилась своей природы, как было обычно. Если для кого-то ты являешься личным маленьким кумиром, то уже не хочется приниженно опускать голову.

— Да, — выдохнула Анни, когда к губам Элая снова присоединились пальцы, поглаживая её крылья и целуя дюйм за дюймом на поблёскивающей спине, толчками пульса разнося по венам трепет. — Наверное, ты меня сильно перекормил своими эмоциями, потому что для эйфири довольно сложно вообще начать ощущать свои крылья. И я честно тебе признаюсь, что понятия не имею, когда, сколько и чего именно забирала у тебя этой ночью. После ритуала…

— Контроль потеряли мы оба, не ты одна, — успокоил Элай и подтянулся повыше, чтобы найти её расслабленно-сомлевший взгляд. — Тебе больше не нужно ничего мне объяснять. Я и так знаю. И чувствую тебя в себе.