— Если это заставит хотя бы кого-то задуматься о том, какое положение занимает твой народ в нашем обществе, то это уже было не напрасно, — Элай тяжело вздохнул, проследив за немигающим взглядом Анни, направленным на столик с игроками в «замри». — Но этого слишком мало, чтобы я мог прекратить подобное без угрозы расшатать отношения со всем кабинетом министров. Мне жаль.
— Я не понимаю, о чём ты сожалеешь. Порядок заложен с незапамятных времён: есть господа, и есть слуги. Причём это устраивает обе стороны, как видишь, — она кивнула на светящуюся от радости беловолосую эйфири, которая выиграла пари и принимала аплодисменты публики. Её хозяин — тот самый остроносый маг — сгрёб со стола серебрушки в бархатный мешок и одарил своего фамильяра одобрительным кивком. Она засияла ещё ярче, послушно забираясь в небольшую шкатулку, и даже отсюда Элай мог видеть её сузившиеся желтоватые глаза. Что ж, радость победы мага здорово её покормила. Симбиоз в действии.
Только у Элая эйфири в шкатулке вызвала острую ассоциацию с тем, как в детстве ловил мотыльков и таскал их в коробочке, в кармане, пока к вечеру мотылёк не сдыхал. Как половина присутствующих господ спокойно носила фамильяров в небольших стеклянных брошках-колбочках, прикалывая к одежде.
— У тебя просто искажено понятие свободы, — Элаю захотелось поймать взгляд Анни, в котором видел сильное смущение уже тем, что они стоят и болтают, как равные. — Это как с кофе: ты его не пробовала, и потому даже не знаешь, понравится ли тебе. Но тем, кто вырос свободным, существование подобно фамильярам будет невыносимо. Маги видят в вас послушных ручных зверюшек, которыми можно без проблем пожертвовать в случае чего, и даже за убийство получить только смешной штраф. И ты не видишь в этом проблемы?
— Мне не положено видеть в этом проблему, — тихо отозвалась Анни с грустным смешком. — Я знаю своё место.
Она явно хотела что-то добавить, но вздрогнула и прикусила губу: прямо за её спиной громко рассмеялись два молодых парня, потягивающих настойку. Элай смутно признал в одном из них кого-то из сынков министра внутреннего правопорядка — у того их было уже трое, что для мага редкостная плодовитость. Только, судя по всему, мозгов досталось не каждому.
— Ого, — присвистнул парень, хищным взглядом облапывая фигуру Анни и останавливаясь на её плечах с сиреневыми прожилками крыльев. — Такую мошку я бы точно научил вести себя с господами.
— Забудь, Нат: не еби единорога, — презрительно фыркнул его друг, и они заржали в голос над удачно применённой поговоркой.
«Не еби единорога, а то проткнёт яйца» — так народная мудрость магов звучала целиком. Даже ребёнок знал, что совокупление с волшебными существами не доведёт до добра.
— Рты закрыли, оба! — скрипнул зубами Элай на такое откровенное хамство, предупреждающе поднимая руку с занесёнными для щелчка трещащими от искр пальцами. — А то урок манер будет уже для вас!
Парни испуганно переглянулись и предпочли тихо ретироваться к бархатному диванчику, но до ушей Элая всё же донеслось их возмущённое угрозами шипение:
— Рехнулся…
— Ты зря портишь мнение о себе из-за меня, — вздохнула Анни, проводив их взглядом. — Поверь, в академии я слышала вещи и похуже. «Паразитами» профессора нас звали не в желании оскорбить.
— Твоим профессорам я точно скоро устрою головомойку. Или прожарку, — мерзость окружения уже настолько давила, что Элай с тоской глянул на двери из зала, раздумывая, насколько вежливо было бы сбежать прямо сейчас. Пока Анни не выслушала ещё какого-то дерьма из-за его бессмысленной попытки сломать систему в одиночку.
Но этот вечер не спешил закончиться так скоро. Элай застыл, смотря на то, как через сверкающие золотом двери неспешно проходит кто-то абсолютно ослепительный. Или ослепляющий. Невысокая девушка, двигающая плавной кошачьей походкой даже на тонких каблуках. Смуглая кожа создавала контраст с непослушной гривой светлых кудряшек, обрамляющих точёные плечи. Скромное на первый взгляд тёмно-синее платье в пол украшено мелкой россыпью сапфиров на лифе, совпадающих по оттенку с прозрачностью льдисто-голубых глаз.
— Грёбанные драконы, — обречённо выдохнул Элай, потому что Алеста моментально отыскала его лицо в толпе и одарила долгим взглядом, от которого кишки перевернулись трижды. Сначала — и он ненавидел себя за это чувство — было восхищение. Идеальная леди. Идеальная будущая замена Ильдаре… К чему, видимо, она и стремилась так долго. Второй эмоцией стала горечь — комком в горле, дёрнувшимся кадыком. Кадрами из прошлой, довоенной жизни, когда они давали друг другу клятвы верности прямо в розовом саду, среди орхидей, под шум фонтана.
Ложь.
Третьим, что охватило его целиком и смыло всё это в черноту, стала ненависть. Ненависть к одному только пряному запаху духов, который появился в носу ещё до того, как Алеста прошествовала прямиком в его сторону, не прекращая улыбаться, будто рада его видеть.