Тутанхамон

— Скоро ты увидишь его, Бенамут. Пусть сердце подскажет тебе, как встретить его величество. Пусть оно скажет тебе, быть ли вдовой Кенна или дочерью Хесира.

— Как я могу, отец? Кенна был добр ко мне, Кенна любил меня и хотел сделать равной себе...

— Но ни разу ты не произнесла, что любила его, Бенамут.

Истина, горькая истина была в словах моего отца, и я промолчала, ибо не умела лгать Кенна, ибо не хотела лгать его тени. «Горе, горе мне, — думала я, — ибо я принесла Кенна только одно горе...»

— Бенамут, — тихо сказал мой отец, — ты давно любишь его величество, сердце твоё принадлежит ему одному, и жизнью своей заплатила бы ты только за его жизнь. Любовь твоя должна быть вознаграждена, молись богине Хатхор, чтобы его величество взглянул в твои глаза. В них он сразу прочтёт всё, не склоняя даже слуха к твоим речам.

— Кто я? Ничтожество, прах у ног его.

— Ты очень красива. Ты умна и благородна, и ты любишь его. Разве этого мало?

— Красивых женщин у него много.

— Красивая не всегда привлекательна и тем более не всегда верна.

Как могло случиться, что незрячие глаза моего отца, две погасшие луны, вдруг показались мне излучающими необыкновенный свет? Я обняла отца, — крепко прижалась к нему. Как в детстве, когда не было у меня иной защиты. И теперь не было никого вернее отца, и в горе, и в радости.

— Я простая девушка, отец. Я дочь искуснейшего скульптора, и я горжусь этим, но этого слишком мало для того, чтобы его величество обратил на меня своё благосклонное внимание...

— Разве ты не знаешь, что богиня Хатхор одинаково повелевает сердцами и фараонов, и простых смертных?

— Так бывает только в сказках.

— И в твоей сказке так будет, Бенамут.

Молча взяла я светильник и удалилась к себе, сопровождаемая всё тем же жалобным криком одинокой птицы. И мне казалось, что она зовёт меня голосом Кенна.

Надеждой, ожиданием встречи и страхом жила я эти дни, и мысль о том, что я вновь увижу его так близко, была гибельна, была прекрасна. Но боги распорядились так, что первым увидела я не его величество Тутанхамона, а Хоремхеба. Он появился в мастерской накануне того дня, когда обещано было прибытие фараона, появился один, без слуг и сопровождающих, словно был простым воином, а не правителем Дома Войны, не главным управителем царского хозяйства, не одним из ближайших советников Великого Дома. Он застал меня в саду, где я собирала цветы мехмех, чтобы украсить ими свою комнату и весь дом. И когда он подошёл ко мне и заговорил, я вздрогнула и рассыпала цветы, ибо не было на свете человека, которого я боялась бы больше, чем Хоремхеба. А он стоял передо мной и улыбался, но что-то хищное, жестокое было в этой улыбке.

— Привет тебе, Бенамут! Должно быть, уже знаешь о великой чести, которую его величество оказывает твоему отцу и тебе самой? Жаль, что боги призвали Кенна в царство Осириса, он тоже был бы горд этой честью. Его величество хотел оказать тебе великую милость, назначив ежемесячную выплату серебра из царской казны. И я был не последним из тех, кто одобрил это и ещё прибавил награду от себя...

— Благодарю тебя, господин, — сказала я тихо.

— Вот как распорядились боги! Ты могла бы стать знатной госпожой и женой наместника, а ты принуждена влачить свои дни в безвестности и печали... Но я хочу предложить тебе нечто другое, тоже хорошее. Помнишь, о чём мы говорили на празднике, устроенном Кенна в мою честь?