Туманы и чудовища

Эхо чужих жизней жило в его нитях. И когда сирена закричала на него, разбитая и растерянная, ищущая помощи, механизм не помог ей. Он был создан не для этого. Но он забрал ее голос, повторил его многократно… и открыл Порез пошире.

Иногда магия дичает. Об этом не говорят, когда выдают тебе первые ножницы. Молчат об этом и когда ты впервые оступаешься – молчат, потому что этого почти не происходит. Порезы иссякают. Надрезы затягиваются сами собой. Но оставь проход там, где его быть не должно, надорви затягивающуюся рану – и кровь хлынет вновь.

В Порезе не осталось нитей, но магия еще была. Она была голодной.

И она пела.

Глава восемнадцатая, в которой Леда слушает песню

Тильванус Шторм слышал песню.

Он слышал ее, когда бродил по коридорам дома Астарада, стараясь не отвлекать обладательницу самых крутых шрамов, которые он только видел в своей жизни; когда спешил за бабушкой Лисой, торопившейся к Раймону Дэси, – старик в последнее время был совсем плох. Тиль слышал песню даже во сне – просыпался с колотящимся сердцем и лежал с открытыми глазами до самого утра.

Когда он услышал знакомую мелодию в напеве собственной названой сестры – Лили, которая утащила у старших белое кружевное платье и теперь бегала в нем по зале, – Тиль решил, что так продолжаться не может.

Он пытался спать в восковых затычках, подаренных Ледой. Бесполезный, но трогательный жест. Он пытался напевать про себя что-то совсем другое, но это мало помогало. И тогда Тиль вышел из дома Штормов, прислушался и сделал то, чего не делал никогда, – ответил на зов.

Леда бы этого не одобрила, но к ведьмам, даже таким, не всегда стоит прислушиваться. Тиль был героем собственной истории. В конце концов, он не бросался в морские волны, заслышав несбыточные обещания.

Тиль шел на зов песни, но нашел ножницы. А затем – чудовищ: то, которое знал, и то, которое видел впервые. Они сцепились в смертельном клубке, Тиль побежал к городу и наткнулся на Леду.

Он плохо помнил, как добрался до дома. Помнил только, как вернулся выбежавший к пляжу Джарх и сообщил, что чудовищ там больше нет.

Леда не вернулась домой. Лиса и Джарх постоянно о чем-то спорили. А потом песня вернулась.

Тиль часто теперь бродил у пещер – может, в надежде, что однажды оттуда выйдут и Леда, и Буян и они отправятся на маяк, чтобы учить хьясу и чинить нити. И вот он услышал песню, которая пообещала ему кое-что новое.

Не то чтобы он ей поверил, но на этот раз она звала его не к морю. Она звала его наверх.

И каково же было его удивление, когда в доме Дэси, куда Тиль проник через незакрытое окно, он отыскал источник песни. Коробку размером с бабушкин швейный ящик.

Пела она приглушенно – наверняка из-за закрытой крышки. Тиль не стал ее открывать – он ведь не был дураком, спасибо большое. Но он услышал, как стучат по коридору шаги и как старик Дэси разговаривает с кем-то. Услышал и спрятался.

– …оно и к лучшему. Если бы она узнала о том, что механизм у меня…

– Ты говоришь об одной из Штормов! – рявкнул Джарх.

Тиль понял не все, но выяснил главное: это из-за механизма пропала Агата. И все остальные. И может быть, даже Леда… Он перевел взгляд на коробку, которая тихонько звенела. Не потому ли она обещала ему невозможное – потому что могла всех вернуть?

Тиль бежал так быстро, как только мог, – герой, который все-таки спасет всю Инезаводь. Он бежал, зажав коробку в руках, – мимо дома Астарада, мимо поворота, ведущего к храму Ткачей, и мимо недостроенного моста, и вслед ему неслись крики Джарха и стариковские вопли Дэси.

Когда он выбежал на площадь с безликой статуей, механизм в его руках зашипел, а Тилю обожгло ладони.

Голодная магия наконец смогла вырваться на свободу – и первым проглотила своего избавителя.

Песня обещала Инезаводи все на свете.

Новую работу, безбедную жизнь, меньше горестей и печалей, больше поводов для радости. Она обещала толпы туристов, и цветущие сады, и даже новый знак у въезда – старый никуда не годился.

Сольварай Жадар обещали, что ее нить судьбы больше не будет бесцветной, что она обретет наконец смысл и уедет отсюда или, может, останется – но, главное, будет делать то, что ей захочется, и ее семья не будет от этого страдать. Сольварай Жадар будет тем, кем должна быть, и будет, конечно, любимой. Она отправится по миру на воздушном корабле, сердце которого будет биться в такт с сердцем ее первого помощника, крылатой Тишь, и они увидят столько чудес, сколько не видел никто и никогда. Отец ее будет жить безбедно и избавится наконец от проклятых долгов.