Она была бы рада и рассказать ему все, что помнила о его братьях и сестрах, – рассказать его же собственными словами. Сама Леда видела других принцев и принцесс всего один раз – или два, если считать тот двужильский бал. Но это была плохая идея, ведь Леда видела их нити. Знала, что они связаны, и собственноручно разрушила эту связь. Нельзя было оставлять лазеек для мира, который не любил, чтобы копались в его настройках.
Беневолент помнил их. Помнил теплым присутствием и неясными тенями. И сама Леда – тоже.
Она изменила их судьбы. Уничтожила их оковы и не ошиблась.
Но Беневолент был последним. И потом что-то случилось. И нити дрогнули, словно струны. И Леда помнила. И помнил Беневолент.
Что, если рассказать ему о том, как Леда танцевала с одной из его сестер – и истоптала ей все ноги?
Саасши сидел дальше, в тени, и буравил Леду взглядом. Даже Буян, который нырнул недавно за борт и обещал вернуться после завтрака, так не прожигал ее глазами. А ведь у него было для этого куда больше причин.
– Я ему не нравлюсь? – прошептала Леда, наклонившись к самому уху Беневолента. Там, на раковине, у него тоже когда-то сияли звезды. Странно было видеть кожу нетронутой.
–
Леда позволила губам растянуться в улыбке – беспокойство она понимала. Все сложилось даже лучше, чем она могла себе представить: рядом с Беневолентом больше не было его братьев и сестер, но был Саасши. И его команда.
– Напомни, чем занимаются твои ребята? – парировала Леда.
Саасши снова откинулся назад, а Беневолент рассмеялся.
– Я тоже подумал, что они пираты!
– Я мог тебе и соврать, – буркнул Саасши. – Может, меня заточили в этот гребаный кинжал за разбои и воровство.
– И что же вы крадете? Налоговые декларации?
Саасши скрестил руки на груди поверх своего расшитого кафтана.
– Причем чужие, потому что свои они оплачивают, – уточнил Беневолент, снова повернувшись к Леде.
Та улыбнулась еще шире, а потом ахнула.
– Ты! Ты был в «Краю света»!
Теперь она была в этом уверена: это Саасши буравил ее взглядом, когда она оставляла в таверне письма и пыталась поесть.
Тот откинулся еще дальше и фыркнул.
– Я думала, тебя нервирует мой мундир.
– Меня гораздо больше беспокоил тот факт, что ты объявилась в Инезаводи.
На языке Леды растаял вопрос о том, что бы он сделал, если бы она к нему подошла. На самом деле она не хотела этого знать.
– Ты видел ее? Когда? – Беневолент почти обиженно поднял брови.
– Когда забирали партию раковин для Тезазе. Неважно.
– Важно! Ты ничего не сказал!
– И не должен был, если ты не помнишь, – огрызнулся Саасши, но сразу же сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох. – Это все проклятый мундир…
– Земля! – грянуло откуда-то сверху, и Леда подняла голову, потому что кричали на хьясу.
Вниз по мачте карабкалось нечто чешуйчатое, хвостатое и белое.
Леда подскочила, потянувшись к карману, – вот только там не было ножниц, только ракушки Лисы, которые она до сих пор таскала с собой. Словно они были ее маленьким талисманом. Беневолент вскочил следом, и даже Саасши поднялся.
На палубу шлепнулась сирена. Она… нет,
Теперь Леда видела, что в них с Тишь нет ничего общего, кроме белой чешуи и длинного хвоста: у этого… сирена не хватало крыльев, и нескольких рожек, и шрама на пол-лица, зато были другие. Леда видела часть его спины (остальное скрывала жилетка), по которой тянулся рваный рубец, – как раз на месте крыльев. Шрам шел до бедра и истончался книзу, совсем как молния. Этот сирен быстро влился бы в дом Штормов, хотя вряд ли вообще о них слышал.
– Тараш, это Леда! – радостно возвестил Беневолент. Он словно не заметил напряжения, хотя попытка сгладить его была очень кстати. – И давайте не будем превращать каждое новое знакомство в потасовку, да?
Тараш прищурился – веки у него были вертикальные, надо же! – и опустил взгляд на Ледины руки. Она устала их закрывать и рассказала Беневоленту о том, что случилось после его бегства. Ничего конкретного, ведь пока она многого не понимала сама. Что это были за черные нити? Как это связано с Буяном? А связано это было несомненно. Он появился в Инезаводи в ту же ночь, ночь равноденствия. И он знал ее. Это не могло быть простым совпадением.
Но Леда рассказала Беневоленту – и Саасши тоже, потому что тот, похоже, превратился в его тень, – как ее выставили из Цеха. Беневолент пытался просить прощения: он, конечно, не хотел, чтобы все так закончилось. Но Леда оборвала его: она сделала бы это еще раз. Даже заранее зная, что лишится будущего.
Она успела сообщить о песнях и о том, как встретила Буяна. Умолчала лишь о том, что приняла его за Беневолента. Не потому, что было стыдно, – хотя ей, конечно, было, – а потому, что Беневолент наверняка пустился бы извиняться и за это тоже.