Туманы и чудовища

– Чья тогда эта нить? – Буян кивнул в сторону одного из своих крыльев, того, перепонку на котором разорвали чуть ли не до основания. Летать в ближайшее время он не сможет – докторша заштопала его, но это пока всё.

Леда проследила за его взглядом, но не увидела ничего. Конечно, не увидела – без ножниц. Как иронично: еще пару часов назад у нее было их несколько. А теперь…

Она помнила, как выглядит та нить. Золотистая и плотная. Совсем не похожая на другие, будто сотканные из тьмы, с бледным туманно-серебристым ореолом.

Всякий раз, когда Леда видела ее, она вспоминала что-то забытое. В основном о Беневоленте, но еще и…

…о себе.

Леде и в голову бы не пришло трогать собственную нить судьбы. Но если это была не она… если полотно расползалось и ей предстояло быстро все исправить, а под рукой оказалась только…

Пусть Буян не был ее ошибкой, но она связала себя с ним, сама того не зная. Она сожгла руки собственной нитью судьбы… и чем-то еще. Чем-то глубинным, и неправильным, и…

В ту ночь кто-то еще пытался сыграть в Ткача. И куда менее удачно, чем она.

Леда была уверена, что справится. Конечно, она еще не разгадала тайну Гобелена Тысячи Причин, но могла завязывать такие узелки, что и не заметишь. Способности Цехового подмастерья были единственным, в чем Леда не сомневалась относительно себя. Она отправилась в Город-Гроздь, зная, что сможет попасть в башни Цеха. Находить нити было для нее так же легко, как дышать. Неудивительно, что она согласилась помочь Беневоленту. Она знала, что справится. Знала, и потому ее руки перестали дрожать, когда она коснулась его шеи и щелкнула ножницами. Она помогла им всем, всем, кто хотел снова стать хозяевами своей судьбы. Помогла им – и забыла их.

Чьей ошибкой был Буян?

– Я не знаю, – ответила Леда и поспешно добавила: – Но мы это выясним. Я ведь обещала все исправить, помнишь? А Штормы словами на ветер не бросаются.

– По Тилю не скажешь, – хмыкнул Буян и затих.

Тишина между ними снова стала почти уютной. Буян все еще не знал, кто он, но теперь ему хотя бы не придется огрызаться на чужое имя. Наверняка он чувствовал, что оно и так не принадлежит ему, потому и попросил не называть его Беневолентом. Леном. Братья и сестры называли Беневолента Леном.

Как называли Буяна? Есть ли у него те, кто сокращает его имя?

– Я не поблагодарила тебя, – подала голос Леда, откинувшись на подушки.

Буян приоткрыл один глаз – когда он успел их закрыть?

– Это была сирена, – продолжила Леда. – Думаешь, пела она?

– Ты видела ее лицо? Вряд ли она вообще умеет петь.

Леда вспомнила огромные розоватые шрамы. Такие вполне могли добраться и до голосовых связок.

– Где ты…

– Я нашел ее в пещерах под скалами. Не успел и слова сказать – она в меня вцепилась. И я вцепился в нее в ответ.

Ну да – сначала действия, потом разговоры. Так Буян спас Беневолента. Так спасал Леду. И так бродил по шахтам в поисках…

– Думаю, она – Буян Сольварай.

Буян приподнял голову, гребни его вопросительно встопорщились.

– В том смысле, что она пыталась ей помочь. Попросила меня остановиться. Назвала по имени. Если бы…

– Она утащила тебя в море. Прямиком в бурю. И разорвала мне крыло.

Леда приподняла одно плечо в неловкой попытке пожать ими. Она надеялась, что Тиль добрался до дома. Что Сольварай в порядке, что Джарх не забил тревогу. И что Тишь…

– Мы должны поговорить с сиренами, – решила она.

– Что?

– Джарх – это мой наставник, ну, дедушка, в общем, неважно, – он говорил, что стая улетела за запад… зачем-то ведь они поют. И что-то поет в Инезаводи. Может, сирена. А может…

Что-то другое. Что-то собранное человеком – нить за нитью, металл за металлом. Что-то вышедшее из-под контроля. Буяну сейчас, наверное, было совсем не до того, но туман в Инезаводи снова сгущался. И Леда должна была вернуться домой. На этот раз – по своей воле.

Глава шестнадцатая, в которой Леда выходит на берег

– Придется сделать крюк – из-за бури, – виновато протянул Беневолент на просьбу Леды вернуться в Инезаводь.

– Крюк? Крюк куда?

– До первой земли, – пробурчал Саасши. – Починить перекладины мачты. Дотянем докуда-нибудь, но точно не до материка.

Они расположились на палубе. Леда и забыла, как выглядит морская гладь в свете солнца, без капли тумана. В последний раз она видела такое во сне с закатами и хьясу. Кто с ней говорил? Может, тот, кто был когда-то Буяном, пытался с ней связаться через паутину снов?

Беневолент говорил громко и много – и всегда улыбался. Они с Ледой вспоминали прошлое: как сбегали к механодепо мимо Жоррара, как лавировали по рынку в поисках диковинок и как обсуждали море, каждый – свое. Неудивительно, что они стали друзьями: рядом с Леном легко было чувствовать себя живой. Он заражал своим жизнелюбием, и Леда с радостью поддавалась этой болезни.